Цена 1 часа рабочей силы, как правило снижается.

Материал из m-17.info

Движение / Концепция жизнеустройства / Всеобщая теория развития /

- Прогресс - это не совсем то, а регресс - совсем не то, что представляется рассудочному мышлению.

- Прогресс и регресс как диалектическое противоречие.

- Все существующее достойно гибели, бессмертна одна смерть.

- Проблема "начала" и "конца" в поступательности.

- Конечное - значит движущееся к своему концу; жить - это умирать, и не потом умирать, не со-временем, а с самого начала; именно "умирание" является основанием жизни.

- Скачкообразность в развитии. Природа без скачков, потому что она состоит сплошь из скачков.

Прежде чем приступить к анализу феномена поступательности, следует напомнить, что поступательность нами рассматривается не в пределах конечных систем и их особенностей, а как неотъемлемая черта всеобщего принципа развития. И в этом смысле - не как то или иное поступательное движение, присущее некоторым из форм бытия, а как поступательность вообще. В плане принципа развития (категории) вопрос о наличии или неналичии поступательности в тех или иных формах (случаях, конечных системах и т.п.) движения - вообще не стоит.

Если бы поступательность была присуща, как утверждают иные философы, только некоторым конечным системам, конечным формам, то ее нужно было бы вывести из пределов компетенции философии как науки о предельно всеобщих законах движения (развития) вообще и передать в распоряжение конкретных наук о конечных системах, конкрет­ных формах, структурах, отдельных движениях, определенных развитиях.

На наш взгляд, поступательность выступает как необходимая тен­денция, господствующая в движении вообще как в способе существо­вания материи. В этом смысле можно сказать, что развитие в целом обладает поступательностью и таким образом вопрос о том, может ли существовать какое-то непоступательное наряду с поступатель­ным, вообще не имеет смысла. В движении вообще (которое всегда - развитие) постоянно господствует поступательность как одна из черт его, как атрибут развития.

Можно сказать, что поступательность есть удел всеобщего разви­тия; это, в известном смысле, способ существования развития; это одна из необходимых сторон, особенностей развития; это один из элементов диалектики развития. Она занимает необходимое место в принципе развития и, соответственно, в диалектике как теории разви­тия. Она сама есть выражение собственно необходимости в развитии.

Точно так же, как другие элементы диалектики раскрывают со­держание и сущность движения вообще, но с разных сторон, катего­рия поступательности раскрывает то же самое всеобщее движение со своей стороны.

Отвлечься от такой стороны в развитии, как поступательность, ил и не замечать ее в движении мы можем, пока не ставятся вопросы, как формируется направление движения, какова внутренняя форма движения противоречий, как выстраивается связь в развитии, каков порядок построения связи, какова система, "механизм", осуществле­ния взаимосцепления в развитии, каким образом реализует себя дви­жение как всеобщая универсальная связь всего со всем, какова фор­ма (не внешняя) этой всеобщей связи, какова "связь, дающая единый, закономерный мировой процесс движения" [11, с. 55] и др.

Неумение исследовать собственно категориальную суть той или иной черты диалектики развития, а также непременное обращение к примерам из конкретных областей природы и к анализу натуралисти­ческой стороны естественнонаучных процессов (даже при необходи­мости охарактеризовать категорию), приводит к тому, что многие так и не знают, что такое поступательность (как категория). Одно дело поступательный процесс в развитии организмов, другое - поступа­тельность вообще. Умение описать картину того или иного поступа­тельного явления (по типу: "это, например, когда..." и т.д.) еще не дает всеобщего метода познания, но зато позволяет свести всеобщий принцип к частному случаю.

И это не только в вопросе о поступательности. Некоторые знают, что такое совокупность метров и часов, но не знают, что такое про­странство и время (и с легкостью сводят второе к первому); знают, что такое атом, элементарные частицы, масса, поле и т.п. и думают, что это и есть материя. Поскольку в своем окружении всюду нахо­дят (пока) именно эти вещи, явления, то всеобщность материи (ко­торую они свели к этим формам) под сомнение не ставится. (Зато в случае исчезновения такой формы возникают разговоры об ис­чезновении материи.)

Не ставится под сомнение, например, всеобщность качества, хотя это происходит вовсе не потому, что рассматривают его как катего­рию. Его так же, как и поступательность, ищут в виде "как такового", существующего в реальности, не подозревая, что как такового каче­ства в природе, собственно, и нет. А есть, говоря словами Ф. Энгель­са, вещи, обладающие качествами. Но именно потому, что качество отождествляется с вещью, думают, глядя на бесконечное множество вещей вокруг, что качество вообще как таковое нашли существующим чувственным образом в действительности; и что бесконечным мно­жеством окружающих вещей обеспечивается и доказывается его все­общность, в которой благодаря этому можно-де не сомневаться. И вообще всеобщее представляется как всюду быть, наличествовать, пребывать в каждом куске действительности.

Поступательность же не позволяет себя свести и отождествить с чем-то таким в самой конкретной действительности, в природе, кото­рое бы "валялось" вокруг на каждом шагу, бытовало в непосред­ственно чувственном виде и демонстрировало какие-то соответству­ющие признаки, поэтому ее и не хотят называть всеобщей. К тому же гораздо проще и легче для мышления здравого рассудка, не утруждая себя и не осиливая сферы категориальности, просто "отменить" все­общность поступательности и заменить перечислением и описанием процессов, где она есть (посмотрите-де сами, пожалуйста) и где ее нет. По крайней мере, объявление ее присущей конечным системам удобно предоставляет возможность каждому желающему поупраж­няться в поисках ее в каждой из таких систем. Ищите и убеждайтесь сами. Найдете - хорошо, не найдете - тоже все в порядке, на то она и принадлежит к конечным системам, чтобы где-то быть, а где-то и не быть, в одних процессах иметь место, а в других - нет. По той же са­мой причине отказывают часто во всеобщности и закону отрицания отрицания. Он ведь тоже не особенно позволяет себя свести к доступ­ным созерцанию примерам, находящимся всегда под рукой. К тому же, Представляя собой сложную систему определенно направленных свя­зей (что уже само по себе затрудняет установление подлинных эле­ментов каждой данной системы отрицания отрицания и таит опасность ошибочного подбора таких элементов), цикл отрицания отрицания часто подвергается разрушению со стороны тех или иных явлений из сово­купного движения, которые вторгаются в пределы данного процесса отрицания отрицания и нарушают логику его формирования. Цикл мо­жет остаться не завершенным. Этот факт, видимо, тоже играет опре­деленную роль в том, что позволяет зачислить закон отрицания отри­цания в разряд "не часто встречающихся", а с этим и к не всеобщим.

Характерно, что в мышлении, где этот закон проявляется в чистом виде, он обнаруживается легко. Но связь поступательности и закона отрицания отрицания не про­сто в сходстве судеб, а в гораздо большем. В начале предыдущей главы уже говорилось, что под развитием подразумевается действие всех законов и черт диалектики. И не в том дело, что эти законы как-то действуют наряду друг с другом, а имеется в виду единая внутренняя связь, делающая каждый из них вытекающим из другого, дополняющим и т.д. Эта же внутренняя связь всех законов, господствующая во всех масштабах, обусловлива­ет единую всеобщую универсальную закономерную мировую связь всего сущего, которая выступает как некоторая система саморазви­тия, как необходимость саморазвития, осуществляемая по этим зако­нам, по системе этих законов.

Движение в принципе никак не может миновать ни один из законов, ни одну из черт диалектики, оно с необходимостью реализует себя так, что всегда имеют место все эти черты, в том числе и поступа­тельность. И не наряду друг с другом, а в единстве как одно, как еди­ная Связь, нерасчленяемая на составные части. Обнаружение любого из законов диалектики является показателем того, что здесь одновре­менного действуют и все остальные, как одно в другом, через другое и для другого.

Сама Противоречивость развертывает себя в своем движении к исчерпанию таким образом, что непременно в этом процессе происхо­дит раскрытие всех законов и черт диалектики. Противоречие (которое есть внутреннее отрицание вещью самое себя) обязательно доходит до разрешения. Последнее выступает вторым отрицанием (отри­цанием отрицания с возвратами и т.п.), а с этим - переход в новое ка­чество, перерыв в постепенности (скачок), нарушение одной меры и создание (созидание) новой и т.д.

Как видим, здесь развертываются черты диалектического разви­тия. И как-то оторвать одну из них от другой немыслимо. Причем ни один из законов как бы не выходит за пределы движения противоре­чий, которое раскрывает свои различные стороны. Но нас сейчас меньше интересуют другие черты, а больше противоречие и отрица­ние отрицания, ибо через них наиболее четко раскрывается суть по­ступательности.

Необходимость отрицания отрицания вытекает из самой природы противоречивости. Отрицание отрицания - это, собственно, и есть движение противоречий к своему завершению, включая и разрешение, это - такая живая жизнь противоречий в пути к исчерпанию себя, к завершению, это внутренняя форма самодвижения противоречий к своему разрешению. Здесь единство противоположностей - исходный пункт, раздвоение единого, борьба противоположностей - первое отри­цание (отрицание исходного пункта). Завершается этот путь разреше­нием противоречий и созданием нового единства противоположнос­тей. Этот результат, итог, синтез будет результатом второго отрицания (отрицания отрицания). Причем завершение разрешения противоречий есть одновременно завершение цикла отрицания отрицания. Нетрудно заметить, что противоречия и отрицание отрицания неотделимы, а также непоколебимы в их всеобщности и универсальности.

Важно обратить внимание, что не только отрицание отрицания не­возможно, немыслимо без противоречия, но и противоречие - без от­рицания отрицания, а развитие - без того и другого. "...Развитие пу­тем противоречия или отрицания отрицания" [8, с. 343] Ф. Энгельс считал законом. Здесь развитие путем противоречия и отрицания от­рицания выступает в сущности как одно и то же. Получается, что они реализуются друг через друга. Вся эта вышеприведенная форма самодвижения противоречий вмес­те с тем выступает содержанием формирования поступательности. В противоречиях, таким образом, как бы "закодирован" "план" ("схе­ма") развертывания поступательности. Последняя со всеми ее атри­бутами (вроде "начала", круговоротов и т.п.) заключена уже в самой противоречивости, как в клеточке и непременно, с необходимостью развертывает себя всюду (в любом масштабе), где есть противоре­чия. Все это говорит также и о том, что развитие в принципе не мо­жет не быть поступательным. При всей насыщенности колебаниями, зигзагами, откатами, отступлениями в ходе развития, она неодолима.

Каждое нечто в ходе своей реализации (утверждения себя) вмес­те с тем "разлагает" себя и имеет своим результатом свое собствен­ное отрицание. Но этим самым оно не переходит в нуль, в абсолютное ничто, а - в отрицание своего собственного содержания и, таким обра­зом, - в некоторую высшую форму, ибо при сбрасывании определенной конечной формы, отрицании определенной вещи (и через него),- происхо­дит утверждение более глубинного, сущностного, противоположного этим конечным формам - движения вообще, материи вообще. Этот результат является более высоким, более богатым, он обогащен сво­ей противоположностью и содержит в себе и то, что было до отрица­ния и - после отрицания, т.е. некоторый синтез противоположностей. Сама же система такого движения в новый синтез и получения более высокого и есть то, что в принципе называется поступательностью. "Механизм" у нее один (мы о нем говорили во второй главе) - это от­рицание отрицания. Кстати, только получение нового синтеза в резуль­тате завершения каждого такого цикла является тем, что можно на­зывать более высокоразвитым, более сложным, новым (имея в виду по отношению к исходному пункту). В философском понимании другое значение вряд ли имеет смысл. По крайней мере структурные слож­ности тут ни при чем. Можно сказать, что поступательность - это необ­ходимая тенденция противоречивости (как отрицания) "перерастать" ("переливаться") в отрицание отрицания и, таким образом, в направ­ленное движение, это необходимая связь, рождающаяся и реализую­щаяся в процессе движения и разрешения противоречий как направ­ленность движения, как движение по закону отрицания отрицания со всеми его особенностями. Закон отрицания отрицания выступает здесь как сама живая жизнь поступательности.

Так в противоречивости, в конечном счете, заключено то, что можно назвать направленностью движения. Получаемые циклы сами развер­тываются в новые циклы, разрешающие противоречия разных масштабов и формирующие, а вернее, реализующие таким образом единую закономерную связь всего со всем, которая выступает как бы направленной. Понятно, что речь идет не об определенном направлении в беско­нечном космическом мире, а именно о направленности как некоторой тенденции, реализации движения по системе развертывания законов диалектики, тенденции, которую "указывает", "диктует", в конечном счете, природа противоречивости. Кстати, если в каком то гигантском масштабе и не менее грандиозном цикле наш участок Вселенной на­ходится (в каком-то отношении) только на пути к завершению этого цикла и, таким образом, "направленно" движется в этом своем направле­нии, то ничего удивительного и в этом нет.

Известно, что в принципе все формы движения переходят во все другие, но известно также, что любая форма движения не может не­посредственно превратиться в любую другую и тем более во все сра­зу, а осуществляется это лишь в каком-то определенном "порядке". Видимо, физическая форма движения никак не может непосредствен­но породить общественную форму движения и т.д. Такое противоре­чие между возможностью каждой формы движения стать всем дру­гим и невозможностью это сделать непосредственно и сразу, собственно, и порождает неизбежность принципиальной направленности.

Рождается эта направленность в момент качественного превраще­ния. Здесь, в самом ходе превращения, нечто преходящее выступает и уже не тем, что было, но еще и не тем, что будет (единство бытия и небытия). "Неопределенность" такого состояния является по сути по­казателем всеобщей связи данной превращающейся формы со всем другим. В такой момент как бы демонстрируется на какой-то миг возможность данной формы стать всем другим, превратиться во все другое ("не это", "ни что" и значит "все"). Через него как бы просве­чивает в это время заключенное в нем все другое, которое, пока не сделан шаг в определенном направлении, выступает в некоторой нео­пределенной форме. Но возможность стать всем другим, превратить­ся во все другое может реализоваться лишь в результате шага в опре­деленном направлении, по пути к этому всему другому. А это значит, что опять возникает все то же упомянутое противоречие. Снова и снова каждая вновь появившаяся форма движения готова стать всем другим, но делает шаги только в определенном направле­нии и т. д., и таким образом утверждается всеобщее через отрицание.

С этим мы подошли вплотную к проблеме, имеющей большое значе­ние для раскрытия развития вообще и поступательности в частности. Лишь познакомившись с некоторыми сторонами ее, можно будет про­должать рассмотрение поступательности. Речь идет о диалектике вза­имоотношения прогресса и регресса в развитии.

Сложность в раскрытии проблемы взаимоотношения прогресса и регресса вызывается тем, что эти понятия в своем значении несут на себе печать ходячего понимания развития, понимания, которое ставит эти понятия, как и всякие противоположности, в абсолютное противо­поставление и взаимоисключение, или, в лучшем случае, в положение координации. Можно встретить разные варианты толкования этих по­нятий. Например, прогресс отождествляют с восходящей линией раз­вития, а регресс - с нисходящей; некоторые прогресс только и счита­ют развитием вообще, а регресс, по их мнению, вообще не есть развитие; другие прогресс отождествляют с поступательностью, под­разумевая, что поступательность связана непременно с линией вос­хождения, регресс же представляют как попятное движение и т.д. Но при всех различиях остается неизменным в таких представлениях одно: внутренней связи регресса с прогрессом, т. е. такого типа связи, которая имеет место в единстве противоположностей между этими понятия­ми, не усматривают. В лучшем случае допускают наряду с прогрес­сом существование чего-то противоположного восхождению вверх, но оно рассматривается как нечто само по себе существующее и встре­чающееся в действительности, как что-то самостоятельное, независи­мое от прогресса, как другая разновидность движения, которая является антиподом развития. Регресс всегда остается в таком представлении чем-то абсолютно противоположным прогрессу, обратным ему, каким-то злом, проклятьем, которое, видите ли, к сожалению, существует на­ряду с таким "хорошим" явлением, как прогресс, и от которого жела­тельно было бы избавиться. Не в лучшем положении оказывается понятие "прогресс", рассматриваемое в отдельности от регресса.

Одной из бед многих авторов в вопросе о прогрессе является то, что они отказывают этой категории во всеобщности и, по сути, в зна­чении диалектической категории. Прогресс для них не обладает необ­ходимостью, а является делом случая. Так, например, С. Т. Мелюхин ( с ним соглашаются и другие наши философы) считает, что для неор­ганической природы понятие прогресса "большей частью оказывается неуместным" [23, с. 8]. Нетрудно заметить, что для автора этих слов прогресс - дело случая, на всеобщность претендовать не может и в неорганической природе либо бывает, либо - нет. Встречается, конеч­но, иногда, но редко. Но может ли "прогресс" претендовать на роль диалектической категории, если он не занимает определенного места во всеобщем принципе саморазвития и не обладает необходимостью? Примерно таким же является взгляд на это понятие М. Н. Руткевича. По его мнению, прогресс - "важнейший вариант развития" [29, с. 3]. "Вариант", не больше, один из возможных вариантов развития, одна из разновидностей развития, существующая наряду с возможны­ми другими разновидностями, вариантами, не являющимися прогрес­сом. Подразумевая под прогрессом процесс усложнения "от низших форм организации и движения материи к высшим" [29, с. 7], автор возражает только против признания "прогресса единственным направ­лением развития наблюдаемой ныне части Вселенной" [29, с. 5].

Не останавливаясь сейчас на неправомерности рассмотрения дан­ной диалектической категории в связи с "частями Вселенной", а так­же на сведении сути дела к рассмотрению процессов тех или иных участков природы, космоса и т. п., о чем уже говорилось, не обосно­вывая пока возражения против сведения прогресса к усложнению в организации, хочется заметить, что такая постановка вопроса не пре­дусматривает диалектического единства прогресса с его противопо­ложностью - регрессом. В лучшем случае - допускает последний на­ряду с прогрессом.

Почти в любом издании прогресс и регресс рассматриваются в раздельности, как нечто сосуществующее. Вот это прогрессивное движение, а вон то, наряду с ним, - регрессивное, направленное в об­ратную сторону; одно - вверх, а другое - вниз. Отсюда исходят даль­нейшие заблуждения.

Но, хотя в принципе такое представление (противопоставленное) о прогрессе и регрессе для диалектического понимания развития явля­ется неверным, живуче оно не без основания. Ибо для конечных огра­ниченных систем, процессов, изолированных от всеобщих связей и не­сколько абсолютизированных в их относительности и односторонности, такое понимание прогресса и регресса вполне применимо и справедли­во, является истинным и соответствующим данному основанию.

Если мы вспомним, что диалектическому способу мышления и оперирования понятиями исторически предшествовало (и не без осно­вания господствовало) элементарное мышление с его знаменитым "или - или", которое и сейчас имеет свою область приложения, то станет по­нятным не только происхождение содержания представлений о взаи­моисключении и противопоставлении прогресса и регресса, не только то, как они переносятся в сферу теоретического мышления, пытаю­щегося дать диалектический анализ взаимоотношения этих понятий, не только то, что сами эти понятия формировались в пределах рас­смотрения конечных систем, но и то, что несомненно обнаруживалось соответствующее объективное содержание каждого из этих понятий (поставленных в противопоставление и даже взаимоисключение) в са­мой действительности. Поскольку дальше анализа конечной системы и ее внешних связей и отношений дело не шло, то, видимо, в этих преде­лах то, что, например, считалось прогрессом, действительно противосто­яло регрессу, обладало несовместимостью с регрессом (и наоборот), по крайней мере, в том основании, в каком они так (в противопоставление и столкновение) были поставлены. Производственная практика еще не давала образцов доведения до тождества этих противоположностей, откуда же взяться взаимопроникновению в понятиях.

Соответственно и сейчас мы можем в пределах рассмотрения той или иной конечной системы или со стороны конечности в данной сис­теме, в ее изолированности, ограниченности, без установления всеоб­щих связей, с полным правом в сфере внешних отношений между эти­ми противоположностями ставить "или - или", то есть можем выделить и рассматривать одну или другую сторону в определенном основании. Мы, например, можем говорить о том, что такое-то явление есть про­грессивное, а такое-то, наоборот, регрессивное. Или прогрессивное в данном отношении. Но оно же есть регрессивное в другом отношении или в другое время (1). Для этого достаточно установить определенное основание и постоянно подразумевать его в ходе рассмотрения опре­деленного явления. Мы это делаем в быту на каждом шагу. И не только в быту, но и в сфере наук, которые довольствуются познанием вне­шних форм и отношений. Нередки, например, попытки выяснить - про­грессивны или регрессивны те или иные мероприятия и т. п. Но необ­ходимо не остаться, не остановиться на таком уровне рассмотрения в исследовании данного явления, а продолжить проникновение дальше вглубь, в сущность. Стоит нам эти самые явления, которые только что представлялись как только одно или только другое, рассмотреть во всеобщих универсальных связях, как они моментально переходят друг в друга, взаимовыражаются друг через друга. И здесь на смену формальному основанию приходит основание диалектическое.

Бытующее представление о прогрессе и регрессе взято из облас­ти конечных систем, где они и в самом деле так проявляются и зак­реплены в рассудочных понятиях как суждения наличного бытия. По­скольку сторонники подобного понимания прогресса и регресса заведомо заявляют, что они хотят иметь дело с конечными системами из раз­личных областей действительности, то их вроде бы и нельзя упрек­нуть в непоследовательности. Все было бы верно, если бы не считали это философией, не называли диалектикой. Если же хочешь иметь дело с подлинной диалектикой вообще и диалектикой взаимоотноше­ния прогресса и регресса в частности, то сводить дело к конечным системам нельзя, невозможно. Для этого необходимо обратиться к предельно всеобщей теоретико-познавательной сфере, сфере диалек­тических категорий. А здесь приведенное выше представление про­гресса и регресса и такое их соотношение - фактически лишь внешняя форма. Именно эту внешнюю форму схватывает рассудок, закрепляет в противополагании, в односторонности, обрывая всеобщие мировые связи и останавливается на этом, не пытаясь (и не умея) проникнуть в сущ­ность и восстановить упомянутые оборванные связи. И это неудивитель­но, т. к. практика, которая должна войти в полное определение предмета, еще не знает доведения этих противоположностей до тождества.

Нас же прежде всего интересуют эти категории в плане всеобщих связей, место и роль их в принципе развития в диалектике вообще. Именно в диалектике вообще они "живут" и несут свою диалектико-логико-теоретико-познавательную службу. Но "жизнь" их несколько отлична от того, что рисует элементарное мышление представления. Здесь, в диалектике, они не существуют как прогресс и регресс, они не рядом, не наряду друг с другом, не в противопоставлении. Их взаи­моотношение - это диалектическое единство противоположностей, где они не просто противоположные самостоятельные сущности, а не­что одно, противополагающее себе самое себя. Как это ни парадок­сально звучит, но это в действительности так и есть: прогресс сам по себе и в себе есть в то же время и регресс.

Вопрос стоит так: если "прогресс" и "регресс" - это диалектичес­кие категории, то они должны рассматриваться, как и все другие диа­лектические предельно всеобщие категории.

Что не бывает категории качества без количества, формы без содержания и т.д., это понимают все. Что нет отдельно и даже просто наряду случайности и необходимости, а что случайность в себе необ­ходима, является формой выражения необходимости, как и необходи­мость выражается только через случайность и т. д. - сегодня ясно всем. Категории прогресса и регресса никак не получат такие же права. Никто не скажет о делении явлений в диалектике на случайные и необходи­мые, а деление на прогрессивные и регрессивные - обычное дело.

Сложность в понимании всего этого в том и заключается, что оно непредставимо. Оно только может быть выражено в форме движения понятий теоретического мышления диалектического типа. А наше мыш­ление здравого смысла по привычке стремится все это облечь в обо­лочку представления, свести, низвести до уровня (до возможности) представления. Единство, тождество прогресса и регресса при рассмотрении их как самостоятельных сущностей, каждая из которых получает свое определение, действительно звучит кощунственно, ибо связь их после этого и в самом деле выступает (поневоле) как внешняя, как между различными сущностями. В пределах этих формальных определений прогресс и регресс действительно находятся во взаимоисключении, в абстрактной отрицательности.

Но наша задача в том и состоит, чтобы выйти за пределы абст­рактных противоположностей. А в сущности противоположности отно­сительны.

Еще долгое время может иметь место путаница, т. к. понятие "про­гресс" и "регресс" в их содержании как рассудочных понятий (да еще и возникших исторически первыми) действительно и с полным правом выражают различные направления в развитии (одно по линии относи­тельного совершенствования, усложнения, другое - относительного упрощения, и т.п.). Содержание этих же понятий как понятий разума, взятых на вооружение теоретическим диалектическим мышлением в виде диалектических категорий, совсем иное. Здесь не различные на­правления в развитии, а лишь моменты одной и той же сущности, од­ного и того же направления развития, которое как направление в одну из противоположных сторон не имеет смысла. Стороны снимаются. К такого рода различиям и тонкостям нужно еще будет привыкать.

Если же преодолеть разрыв и попытаться выразить в диалекти­ческом единстве прогресс и регресс, которые по многочисленным за­явлениям классиков марксизма являются сутью развития, и именно в единстве, а не только один прогресс, как иногда считают, то получит­ся совсем иная, хотя и несколько непривычная картина. Непонимание подлинной сути развития чаще всего происходит не столько от непонимания сути прогресса, сколько от непонимания места регресса в развитии и его связи с прогрессом, их взаимопроникновения.

Выше уж говорилось, что в ходе развития в каждый данный мо­мент абсолютного, бесконечного движения при возможности разви­ваться во все стороны неизбежен шаг (относительный, конкретный, конечный) в определенном направлении. Теперь же нужно обратить внимание, что этим самым неизбежным шагом лишь в определенном направлении исключается возможность развития во все стороны, ис­ключается превращение во все другое, отпадает реализация превра­щения во всех других возможных направлениях. Абсолютное беско­нечное движение может реализоваться только через противоположное - отдельные конечные формы движения. Такое ограничение самим движением себя и есть то, что называется регрессом в развитии, а само такое противоречивое движение выступает как единство проти­воположностей прогресса и регресса, а значит, как прогрессивно-рег­рессивное. Эта вынужденность абсолютного, бесконечного, всеобще­го движения реализоваться через конкретные, определенные, конечные, относительные формы движения как моменты "регресса" в движении является консервативным моментом диалектики. Без него о движении вообще нечего сказать.

В этом плане очевидна недопустимость сведения развития к про­грессу без включения в него регресса. И речь идет о включении имен­но в него, а не о допущении существования наряду с ним.

Развитие выглядит непрерывным созданием и разрешением проти­воречий между возможностью стать всем другим, превратиться во все другое и невозможностью все это сделать иначе, как через отри­цание этой революционной возможности, - реализацией движения в определенном направлении, через определенные конкретные формы (отрицающие такую возможность).

В ходе каждого такого отдельного шага в определенном направле­нии, диктуемом конкретными условиями, обстоятельствами, движение осуществляет себя в ту или иную сторону. Но само такое приведение себя некоторым нечто в соответствие с конкретными обстоятель­ствами, хотя и является шагом вперед и в этом смысле прогрессом (ибо это нечто таким образом изменяет себя, переделывает, развивает и т.д.), но вместе с тем то, что оно именно приспосабливается к об­стоятельствам, - является регрессом. Тот же самый шаг является не только прогрессивным по отношению к движению в целом, но и регрес­сивным. Необходимое неодолимое движение, превращение, которое всегда в конечном счете есть, в известном смысле, движение "впе­ред", осуществляется всегда как прогресс, но непременно через рег­ресс. И это, по словам Энгельса, основной закон.

Главное тут то, что каждый прогресс в развитии, как говорит Ф. Энгельс, "является вместе с тем и регрессом, ибо он закрепляет одностороннее развитие и исключает возможность развития во мно­гих других направлениях" [8, с. 621]. И хотя эту мысль Ф.Энгельс выс­казывает в связи с органическим развитием, но это касается всякого раз­вития вообще. Он говорит, что "это основной закон " [8, с. 621].

Точно так же, в соответствии с принципом развития вообще, про­исходит движение познания как развитие познания. Оно выступает как процесс создания и разрешения противоречий между возможностью все познать и невозможностью сделать это сразу целиком. Движение позна­ния, таким образом, идет как единство противоречий, как относитель­ная абсолютная истина. В этом выражено продолжение развития в той же прогрессивно-регрессивной форме в сфере знания и одновре­менно отражение в сознании в его всеобщности всеобщего "механиз­ма" развития вообще с его противоречивым прогрессивно-регрессив­ным содержанием.

Говоря о развитии, мы не можем отдать предпочтение ни одной из сторон противоположностей, а должны рассматривать движение толь­ко в единстве противоположностей, в единстве борющихся и разре­шающихся противоположностей и должны не упускать из виду, что в вышеприведенной противоречивости заключается основной закон раз­вития. Ни к прогрессу, ни к регрессу развитие сводить нельзя.

Отсюда, кроме прочего, вытекает и то, что прогресс и развитие вовсе не синонимы, как думают некоторые и, в частности, А. Шафф [30], развитие имеет дело только с единством прогресса и регресса.

Нужно понять также, что консервативный момент диалектики раз­вития - регресс - выступает как необходимость, без которой невоз­можно саморазвитие вообще. Это не какая-то помеха в развитии, а наоборот, необходимейшее условие существования самого развития.

Больше того, можно даже сказать, что регресс - это внутреннее условие содержания прогресса. Чтобы это уяснить, нужно иметь в виду существование подлин­ной диалектической неразрывности прогресса и регресса, суть кото­рой, однако, не в том, будто прогрессивное движение со временем сменяется или становится регрессивным, устаревает и т. п., или при определенных условиях прогрессивное движение может перейти в регрессивное. Не в том также дело, что прогресс может заключать в себе некоторые элементы регресса; не подразумеваются временные отступления и зигзаги (то само собой); неверно было бы думать, что имеется в виду, будто нечто, являющееся прогрессивным в одном от­ношении, выступает регрессивным в другом отношении и т. п. Все дело в том, что сам факт движения вперед, каждый его шаг как неко­торый момент прогресса, тем же самым, что это именно шаг вперед, выступает и как регресс, т. е. один и тот же шаг тем, что он шаг в оп­ределенном направлении, является прогрессом; и этим же самым, тем, что он шаг в том же самом определенном направлении (отрица­ющем все другие), является регрессом. Без того, чтобы не быть шагом вперед в определенном направле­нии, движения вообще не может быть. Без шага вперед не может быть речи о прогрессе. Но как только такой шаг сделан, и с этим можно говорить о прогрессе, то сразу же нужно говорить и о регрессе, ибо как раз этим самым шагом утверждается лишь одно из беско­нечного множества возможных направлений и исключаются осталь­ные. Как видим, сам же прогресс выступает регрессом. Получается, что он просто не может быть прогрессом, без того чтобы не быть регрессом, и что прогресс - это в сущности и регресс (в себе). Он только и может реализоваться через регресс, и в этой реализации сни­маются их различия, они оба как бы исчезают в ней и разрешаются в некотором одном, о котором только и можно сказать, что это противо­речие (движение, развитие, становление).

В сущности противоположности - относительны. А прогресс и регресс - это не две самостоятельные сущности, а стороны одной и той же сущности. Можно даже сказать, что это не две категории, а одна, но внутренне противоречивая. Таким образом, речь идет о пересмотре взгляда не только на рег­ресс и его роль, но и на сам прогресс, о требовании диалектики мыс­лить прогресс как противоречие, как единство противоречий и, конечно, о недопустимости противопоставления и тем более взаимоисключения и разнонаправленности прогресса и регресса.

Нетрудно заметить, что в плане рассмотренного в главе о проти­воречиях "неравноправия" сторон в сущности тождества противопо­ложностей, истинностью и действительностью из данного единства противоположностей обладает основанием, необходимостью (разум­ностью) по сути один прогресс, а регресс выступает как его другое, как момент самого прогресса. Побеждающей (отрицающей) стороной в конечном счете является прогресс, но для того, чтобы сняться в высшем снятии обеих сторон.

Чтобы понять суть диалектического единства того же прогресса и регресса в развитии, нужно иметь в виду, что абсолютизированные противопоставления сторон единства противоположностей (типа "или восхождение или нисхождение" и т.п.) делаем мы рассудком. Задача диалектика состоит в том, чтобы не остановиться на этом этапе по­знания, пойти дальше, проникнуть в сущность, с помощью теоретичес­кого мышления "преодолеть" односторонность рассудка, в мысли до­вести до тождества противоположности и удерживать их в единстве. Здесь прогресс мыслится как диалектическое (а не зряшное) отрица­ние регресса, а регресс как момент прогресса.

Вместо этого чаще всего облюбовывается некоторый процесс как прогрессивный и абсолютизируется в односторонности. Другому про­цессу, который представляется как осуществляющийся в противопо­ложном направлении, предстоит называться регрессом.

При этом обращаются обычно к примерам. Такие противополож­ности, как правило, ставятся в противопоставление, в сосуществова­ние в виде самостоятельных сущностей; допускается даже связь их как непременное предполагание одного другим (где одно, там и дру­гое), одно наряду с другим - но только не взаимопроникновение как одно в другом и через другое; единство их как противоположностей дальше установления парности не идет, не допускается их тождество. Без этого же никакого диалектического противоречия, разрешения проти­воречий тут еще нет. Они так и остаются обреченными на вечное со­существование (внешнее). За каждой из таких самостоятельных и, та­ким образом, внешне сопоставленных сторон закрепляют определенные свойства, которые затем как бы опускают в действительность, при­кладывают к действительности в виде мерок и начинают искать в приро­де и в обществе по этих признакам явления, из которых одни были бы прогрессивными, другие регрессивными. Вот это - прогресс, а вот то - регресс, одно "отбирай" налево, другое "откладывай" направо.

Исходя из этого, многие авторы видят свою задачу в добросовест­ных поисках, обнаружении в окружающей действительности и демон­стрировании такого рода примеров того и иного сорта, взятых из раз­личных областей природы и общества, в предостережении от смешения между собой этих двух (таких "разных") явлений. И самым "убеди­тельным" критерием здесь считается наглядность, очевидность, со­ответствие здравому смыслу. Смотри вокруг и убеждайся. Вон смерть, гибель... Разве не очевидно, что такой ужас есть регресс, а жизнь -это другое дело - прогресс. Получили новую породу сверхжирной сви­ньи (которая, кстати, и дня не прожила бы в естественных условиях) -прогресс; рождение новых звезд - это прогресс, затухание звезд - это регресс; разложение сложных химических соединений, распад ядер тяжелых элементов и тому подобные упрощения структур - это, бе­зусловно, регресс, и т.д. и т.п.

Разделение регресса и прогресса и даже исключение регресса из развития и противопоставление его развитию очень распространено. Так, например, польский философ А. Шафф, являясь сторонником этой точки зрения, для большей убедительности отождествляет регресс с гибелью, со смертью, будучи уверен, что гибель наверняка есть не­что абсолютно противоположное развитию и несовместимое с ним. Представленная как что-то ужасное, как какое-то антиразвитие, ги­бель должна внушать соответствующее мнение и о регрессе.

Но, на наш взгляд, даже такое сравнение регресса с гибелью не в состоянии бросить на него тень. Во-первых, мы не можем согласить­ся с отождествлением гибели непременно с регрессом. На каждом шагу можно видеть факты, не соответствующие этому. И мы знаем, что, например, "в истории прогресс выступает в виде отрицания суще­ствующих порядков" [8, с. 526]. В биологии прогрессивное приспо­собление видов, по мнению Энгельса, лучше рассматривать как отри­цательную деятельность. Во-вторых, не можем мы также согласиться и с упрощенным, недиалектическим представлением о гибели.

Не затрагивая пока вопроса об отождествлении регресса с гибе­лью, с отрицанием, со смертью, сам факт гибели и отношение его к развитию стоит рассмотреть. Тем более, что суть развития, по Лени­ну, как раз и заключается в единстве возникновения и гибели, исчезно­вения. В этом плане вернее было бы ставить вопрос не об отношении гибели к развитию, а о месте и роли гибели в развитии. Для диалек­тики это не то, что привыкли представлять. Ошибки в этом вопросе допускаются, по-видимому, потому что как гибель, так и регресс считают чем-то абсолютно отрицательным. Мышлению здравого смысла трудно понять, что гибель не случай­ность, а необходимость в процессе развития - неотъемлемый элемент развития, без которого последнее немыслимо.

Правда, А. Шафф говорит о смерти в результате несчастного слу­чая, т.е. гибель берется как случайность. Однако так взятая сама по себе как случайность не только гибель, но и что угодно другое не яв­ляется развитием. Случайность, взятая сама по себе отдельно, абст­рактно, вообще не характеризует развитие, не представляет собой развитие. Она включается в развитие, является моментом развития лишь как форма выражения необходимости, т. е. в единстве с необхо­димостью, выступая как необходимость, а не как чистая случайность. И опять-таки, не во внешней связи, внешней противоположности случайности и необходимости, а во внутреннем противоречии, доводи­мом до тождества. Случайное имеет основание потому, что оно слу­чайно и не имеет основания - потому что оно... случайно. Вот в этой внутренней противоречивости все дело.

Видимо, автор для большей убедительности подобрал явную, аб­солютную случайность, некоторое "зряшное" отрицание, случайную нелепую гибель, да еще от несчастного случая, не являющуюся фор­мой проявления необходимости, без чего это не может претендовать ни на статус развития, ни на регресса. Но диалектику меньше всего интересует эта случайная "зряшная" сторона дела сама по себе и в отдельности, когда речь идет о развитии вообще, о всеобщем движе­нии как изменении вообще.

Гибель (сам факт гибели) носит "зряшный", уничтожительный, случайный (поскольку А. Шафф предлагает рассматривать именно несчастный случай) характер лишь как некоторая частность и лишь по отношению к той или иной конкретной форме. Во всеобщем же плане всеобщих необходимых связей гибель выступает как необходимость, как необходимейший момент в развитии (2). Не нужно упрощать сути этого понятия.

Отсюда, если гибель вообще понимать не по-обывательски, а в масштабе всеобщих связей (а нас в раскрытии сути диалектических категорий интересует именно уровень предельной всеобщности - спо­соба существования материи), то она не вне развития, не за предела­ми его, а в нем, является необходимейшим моментом развития, без которого последнее вообще невозможно. Материя, как известно, не исчезает. Наоборот, исчезание всех конечных (движущихся к своему концу) форм и есть способ ее существования. Формы движения прихо­дят и уходят, мелькают, бессмертна одна смерть. С диалектической точки зрения это естественное явление; такое же, как и возникнове­ние, рождение. Без того и другого немыслимо развитие. И самого воз­никновения нет без уничтожения. Не исчезай, например, отдельные организмы, никакое развитие жизни не было бы возможным. Точно так же биологический вид утверждает себя через гибель отдельных представителей вида. Это было уже известно Гегелю, который гово­рил, что "род сохраняется только через гибель особей, которые в про­цессе оплодотворения выполняют свое назначение и, поскольку у них нет другого, высшего, идут затем навстречу смерти" [15, с. 513].

Созидающая, утверждающая роль уничтожения обнаруживается и в общественной сфере. "Общественное рабочее время существует в ...товарах, так сказать, в скрытом виде и обнаруживается только в процессе их обмена. Исходным пунктом является не труд индивидуу­мов как общественный труд, а, наоборот, особенный труд частных ин­дивидуумов, труд, который только в процессе обмена, через уничто­жение его первоначального характера, обнаруживает себя как всеобщий общественный труд. Следовательно, всеобщий общественный труд есть не готовая предпосылка, а становящийся результат" [2, с. 32]. Как видим, общее рабочее время обнаруживает себя через движение, превращение в процессе обмена, через уничтожение его первона­чального характера.

И хотя проявляется, скажем, созидательная роль уничтожения по­рой в сложнейшей и скрытой форме, но в ее такой сущности сомневаться не приходится, какую бы область действительности мы ни взяли. Харак­терно, например, что для утверждения такой общности, какой являют­ся понятия, тоже необходимо "разрушение", "уничтожение", отрицание действительных вещей, идущих в содержание мысли, в истину. Они должны перестать быть собой в действительности, чтобы стать со­бой в мысли. Недаром Гегель говорит, что самое разумное, что может сделать ребенок, так это сломать игрушку. Но об этом всем будет подробно сказано в следующей главе.

Необходимое саморазвитие вообще немыслимо без актов гибели на его пути. Исчерпывающее себя устаревающее уступает дорогу но­вому. Старое как бы на своей гибели взращивает новое.

Вырвав некоторый момент из поступательности, из единого строя необходимости, мы можем увидеть момент гибели в данном рассмат­риваемом основании. Такое рассматриваемое нами нечто действи­тельно может гибнуть в привычном смысле слова, деградировать, разрушаться.

Но нужно еще установить, какое место занимает данное разруша­ющееся нечто по отношению к необходимому саморазвитию. Одно дело, если это результат внешнего вторжения в ход внутренне само­развертывающей себя (свои внутренние противоречия) системы и разрушение ее внутренней логики поступательного необходимого са­моразвития, и другое дело, если это разрушение устаревшей, изжив­шей, исчерпавшей себя формы, ставшей помехой на пути развития необ­ходимости и сбрасыванием последней. Первое, по меткому выражению В.И.Ленина, есть "зряшное" отрицание. Второе - необходимый мо­мент в развитии.

Гибель достойного гибели разумна и необходима на пути поступа­тельного развития. Самое разумное и прогрессивное, например, что мог бы сделать капитализм на современной стадии его развития, на стадии своего ис­черпания, одряхления, так это погибнуть. Для него и, таким образом, для всеобщего общественного развития именно этот шаг является шагом вперед. Его гибель - это необходимость, это его дальнейшее развитие. Этот его удел есть продолжение развития необходимости. Все свои возможности он исчерпал и, исчерпав себя, должен уступить дорогу новому. И нет никакой трагедии в гибели изжившего себя строя. Эта разумная гибель должна вселять оптимизм и надежды. Даже апологеты такого гибнущего строя уже не в состоянии закры­вать глаза на эту неизбежность, тем более предотвратить ее. Они мо­гут только оплакивать старые порядки, но желая, чтобы это делали все, преподносят гибель устаревшего класса в виде гибели всего че­ловечества, всего мира. Они еще сопротивляются, делают отчаянные попытки спасти существующий уклад, но уже живут в мире иллюзий. Неумолимая необходимость делает свое дело, и путь ее лежит через гибель исчерпавших себя общественных отношений. Такое общество уже и само не верит в свою жизненность. Оно как бы стыдится самого себя, прячет свою сущность, ищет спасения, придумывая себе названия, не присущие его сущности (вроде "народный капитализм" и даже "социализм с человеческим лицом"). Разумеется, что все это представляет собой жалкое и вместе с тем комичное зрелище. Ужимки дряхлой, но отчаянно молодящейся старухи уже никем не принимаются всерьез. Даже те, кто кормится на ее подачках и искренне желают ей протянуть подольше, рядят ее в самые модные одежды, не могут не видеть всю противоестественность и комизм такого положения. Самое естественное, что соответствует положению безнадежно устаревшего (капиталистического) строя, - исчезнуть, уступить дорогу новому.

Положение современного всемирного капитализма можно было бы выразить словами К.Маркса, сказанными им в адрес немецкого так называемого "старого порядка" в работе "К критике гегелевской философии права. Введение". "Трагической была история старого порядка, пока он был существующей испокон веку властью мира, свобода же, напротив, была идеей, осенявшей отдельных лиц, - другими словами, пока старый порядок сам верил, и должен был верить, в свою правомерность. Покуда ancien regime (старый порядок. - Ред.), как существующий миропорядок боролся с миром, еще только нарождающимся, на стороне этого ancien regime стояло не личное, а всемирно-историческое заблуждение. Потому его гибель и была трагической.

Напротив, современный немецкий режим, - этот анахронизм, это вопиющее противоречие общепризнанным аксиомам, это выставленное на показ всему миру ничтожество ancien regime, - только лишь воображает, что верит в себя, и требует от мира, чтобы и тот воображал это. Если бы он действительно верил в свою собственную сущность, разве он стал бы прятать ее под видимостью чужой сущности и искать своего спасения в лицемерии и софизмах? Современный ancien regime - скорее лишь комедиант такого миропорядка, действительные герои которого уже умерли. История действует основательно и проходит через множество фазисов, когда уносит в могилу устаревшую форму жизни. Последний фазис всемирно-исторической формы есть ее комедия... Почему таков ход истории? Это нужно для того, чтобы человечество весело расставалось со своим прошлым. Такой веселой исторической развязки мы и добиваемся для политических властей Германии" [За, с. 418].

Место отмирающей действительности занимает новая, жизне­способная действительность, занимает мирно, если старое достаточ­но рассудительно, чтобы умереть без сопротивления, - насильствен­но, если оно противится этой необходимости" [6, с. 275].

Необходимость уничтожения как необходимый элемент развития, как сторона единства противоположностей, заключающаяся в проти­воречивой сущности развития, неизбежна в любом случае. Положение "все существующее достойно гибели" обладает всеобщим значением. Какой бы совершенной ни была бы та или иная реальность, она не мо­жет обойтись без момента гибели в себе. Исключить гибель из той или иной сферы, не исключив развития, нельзя. Даже, например, такое высокоразвитое общество, как коммунизм, не сможет обойтись без указанной функции уничтожения. Лишь при­митивное понимание уничтожения как "зряшного", типа "нет" и т.п., вызывает у некоторых опасение и возражение против распространения этого положения на коммунистическое общество. Но ведь это обще­ство, как никакое иное, будет развивающимся обществом, непрерывно развивающимся и, значит, непрерывно содержащим в себе момент уничтожения, непрерывно устраняющим все устаревающее, непре­рывно обновляющимся и благодаря этому - исключительно жизнен­ным. Не терпящее ни малейшего застоя, постоянно превращающееся, оно сбрасывает устаревающие элементы в ходе своего развития. Осознав необходимые законы своего развития как единства возникно­вения и уничтожения, оно будет сознательно, планомерно, со знанием дела, свободно, вовремя устранять, сбрасывать устаревшие формы, элементы, помогать исчезнуть исчерпавшим себя формам. И эта за­дача значительно упростится, когда социальные, собственнические интересы и политические, идеологические проблемы отпадут, потеряв свое объективное основание (формы собственности и т.д.). В обще­ственном развитии, по словам Маркса исчезнут политические рево­люции, отомрет государство и вообще управление людьми, а останет­ся управление вещами и процессами (уже само все это показывает, какую роль в развитии играет отмирание), и останутся хозяйственные, технические, т.е. конкретно экономические (а не политэкономические) проблемы. Устранение же отживших, исчерпавших себя форм хозяй­ствования, организации производства, устаревающих физически или морально технических комплексов и т. п. будет производиться непрерывно, планомерно, соответственно с познанными законами развития.

Развитие социалистического общества требует на каждом шагу своевременного устранения устаревших форм хозяйствования, об­разования, управления и т. п. (разумеется, речь идет об обоснованном устранении и обновлении, требуемом логикой развития данного явле­ния, а не о таком, когда та или иная форма еще не исчерпала себя и не дозрела до необходимости в устранении, т. е. не о зряшном).

"Совершенное общество, совершенное "государство", - по мне­нию Ф. Энгельса, - это - вещи, которые могут существовать только в фантазии" [6, с. 275]. Коммунизм тем и является наиболее совершен­ным обществом, что он не претендует на абсолютное, окончательное совершенство, а является постоянно совершенствующимся обществом. "...Диалектическая философия разрушает все представления об окон­чательной абсолютной истине и о соответствующих ей абсолютных состояниях человечества... Для диалектической философии нет ниче­го раз навсегда установленного, безусловного, святого. На всем и во всем видит она печать неизбежного падения, и ничто не может усто­ять перед ней, кроме непрерывного процесса возникновения и унич­тожения..." [6, с. 276].

Непрерывное, постепенное отмирание (смерть) клеток организма обусловливает жизнь последнего. А отсутствие своевременной гибели клеток является угрозой жизни организма в целом и онкологи ищут спосо­ба восстановления этого жизненно важного смертельного процесса.

Гибель, смерть - это только с позиции рассудочного мышления абсолютное уничтожение, зряшное отрицание. Для диалектика, сто­ящего на точке зрения всеобщего диалектического принципа развития, вообще не должно существовать какого-то зряшного отрицания для материи, которая не появляется и не исчезает. Поэтому в плане такой всеобщности исчезновение может рассматриваться только по отно­шению к определенным конечным формам, через отрицание которых материя осуществляет свой способ существования, т.е. через исчезание отдельных форм бытия обеспечивается продолжение развития рода, предельно общего, всеобщего, вечного и бесконечного, абсолютного.

Для всеобщего принципа развития такого рода отрицание выступа­ет как лишь момент, включенный в развитие, относительный момент, снимаемый в единстве возникновения и гибели, момент сбрасывания устаревшей формы в процессе развития.

Таким образом, зряшное отрицание по отношению к движущейся материи вообще (для которой отрицание определенных форм есть способ ее существования) в принципе невозможно (3).

Известно, что В.И.Ленин зряшное отрицание называл субъекти­визмом. Это можно понять, если учитывать, что для материи в целом и соответственно, для диалектики действительно зряшного (типа аб­солютного "нет") не существует. Во всеобщих связях оно снимается в диалектике развития как единство уничтожения и возникновения. Диалектическое отрицание всегда содержит в себе связь, созидание. Отрицание - это форма связи, а не разрыва связи. Исходя из такого диалектического представления о принципиальной невозможности для диалектики развития абсолютного зряшного отрицания, всякая попыт­ка опираться в практике, в политике на акции зряшно-отрицательного по­рядка есть типичный субъективизм и анархизм (типа пролеткульта и т.п.).

Зряшность как некоторая абсолютность отрицания полностью ис­черпывает себя в пределах и в отношении к конечности формы, под­вергаемой такому отрицанию и затем сбрасыванию. Но эта зряш­ность своей гибельной работой не затрагивает сущности содержания материи, которая, как известно, к формам существования, бытия ма­терии не сводится. Материя, утверждая свою абсолютность через отрицание абсо­лютности конкретных форм своего проявления, через абсолютизацию их относительности, преходящести, утверждает себя как абсолютную подвижность. Это и есть то единственно абсолютное, с признанием чего связана материалистическая диалектика, т. е. абсолютное дви­жение, исчезновение. Единственное вечное в мире - это вечность из­менения, превращения, т. е. отрицание вечности отдельных форм бытия и таким образом утверждение ее. Вполне понятно, что если превраще­ние, исчезновение (= движение) есть способ существования материи вообще, вопрос об абсолютной гибели, абсолютизированном регрессе и т.п. не имеет смысла.

Для диалектика-материалиста понятия "небытие", "гибель", "нич­то означают вовсе не то, что для обывателя. Зная, что в мире, где материя не исчезает (как и не появляется), абсолютное ничто, небытие не существует в действительности, и вместе с тем зная, что эта абсолютная неуничтожимость материи вообще "держится" на постоянном уничтожении отдельных конечных форм, на их относительнос­ти, диалектик не сводит "ничто" к нулю (4), к зряшному отрицанию типа "нет", к бессодержательности, а видит в нем глубоко объективное со­держание сущностного порядка. Для него небытие вещей есть их на­тура (небытие есть их бытие) [12, с. 98]. Благодаря этому и в этом смысле вещь, собственно, и выступает как движение, как форма дви­жения, как процесс. Ничто в движении (которое только переходит из одной формы в другую, а не исчезает), выступая как конкретное опре­деленное ничто, как ничто определенной конкретной формы движения и по отношению к ней, является, таким образом, всегда определен­ным "ничто", и этим самым является сразу же и некоторым другим "нечто" (5), выступает необходимейшим моментом движения. Пере­ставая быть собой, та или иная форма уже этим самым делает шаг в определенном направлении, т. е. сразу же становится другим. "Нич­то" в этом становлении, превращении, переходе успевает как бы "про­мелькнуть" как некоторое "не-это" по отношению к превращающимся друг в друга различным "нечто" (конкретным формам бытия). Понят­но, что оно при этом не является абсолютным ничто, а выступает в единстве, неразрывности с бытием, в виде некоторого единства бы­тия и "ничто" (= становление), в виде некоторой формы обнаружива­ющей себя сущности, общности, закономерности, необходимости, в виде некоторой связи, устанавливающей единство, общность перехо­дящих друг в друга различных нечто. Понятие "ничто" как раз и схва­тывает эту успевающую "мелькнуть", в ходе превращения одной кон­кретной формы бытия в другую, тенденцию стать всем другим, схватывает внутреннюю связь со всеобщностью. Поскольку вопрос об абсолютном ничто для материалиста отпадает, то все внимание следует уделить вопросу диалектики взаимоотношения бытия и нич­то, бытия и небытия, их взаимопроникновения, неизбежного взаимо­выражения. Одно должно рассматриваться не отдельно от другого и не рядом, а предполагать в себе другое, содержаться в другом, "жить" в другом. Свое разрешение это противоречие находит в категории становления.

Что касается того, чтобы в небытии предполагать бытие, то это в свете неисчезновения движения и материи представляется более-ме­нее ясным. И мы видели, что наличие бытия в категории "нич­то" предполагается уже в том, что всякое ничто есть определенное ничто, и уже этим самым некоторое нечто, бытие.

Несколько сложнее обстоит дело с предположением небытия в бытии. (Здесь представление почти бессильно.) Вместе с тем и лю­бое бытие содержит в себе ничто (в его диалектическом понимании). Любая форма бытия заключает в себе ничто. И дело не только в том, что со временем данной форме предстоит перестать быть тем, чем она является, и даже не только в том, что она есть то качество, кото­рое она есть, и одновременно что-то определенное другое (в другом отношении), а и в том, что она и "есть", и "не есть" одновременно в одном и том же отношении, и с этим является и собой, и в то же вре­мя всем другим, не сведенным ни к одному определенному другому, ни к их сумме. Именно в этом смысле она выступает как единство бытия и ничто, где понятие "ничто" обнимает, охватывает собой все остальное, с чем данная вещь обязательно имеет связи. Это состав­ляет некоторую внутреннюю противоречивость вещи в одном и том же отношении в ее всеобщих связях, позволяющей ей быть одновре­менно и определенной формой движения, данной вещью, и отрицанием этой формы - материей вообще (несводимой к конкретным формам) (6). Именно благодаря тому, что любая вещь как некоторое бытие есть всегда ничто, она есть все и, значит, - материя вообще, не сводимая ни к одной из конкретных форм. "Ничто", взятое в материалистичес­ком смысле (а это значит не пустое, не абстрактное, не абсолютное ничто, а всегда содержащее в себе "нечто", бытие), является поняти­ем, имеющим глубокое содержание сущностного порядка. Оно по су­ществу выступает как отрицательная форма выражения "все". Даже богаче, чем "все", ибо не оконечивает, не ограничивает собой мир, как это делает понятие "все". Последнее как бы собирает, охватыва­ет собой мир "в целом", в том самом смысле, в котором мир высту­пает как охваченная мыслью вся Вселенная, Космос, как некоторое бесконечное приплюсовывание миров, взятых в бесконечном про­странстве и времени. Понятие "ничто" не претендует на такого рода роль, а в материалистическом его смысле может заключать в своем содержании все ("мир в целом") в той всеобщей связи, которая охва­тывает (через отрицания) собой все возможные формы бытия и сни­мает в единстве, не сводимом ни к одной из них. Этот способ не быть ни одной из них, но быть всем, не сводиться к определенным формам бытия и быть миром в целом, охватывающим всех их, отрицать ко­нечность каждой из них и этим утверждать бесконечность, является способом существования материи, находящейся в постоянном исчез­новении таких форм, превращении, движении.

Поэтому, рассматривая любое явление в диалектико-материалистическом плане, а значит, все вещи не столько как некоторые различ­ные формы бытия, сколько как материю (имея в виду всеобщие свя­зи), мы должны рассматривать их как единство бытия и ничто. Именно эта категория "ничто", с ее диалектическим проникновением в бытие и единством с ним, наиболее соответствует тому в действительности, что содержится в сущности развития как в единстве гибели и возник­новения.

Не случайно и то, что эта сущность связи и взаимопроникновения рассматриваемых категорий раскрывается в процессе превращения вещей. Само превращение, переход есть единство бытия и небытия. И не в смысле то и другое, а в смысле, что исчезновение и возникно­вение есть единство бытия и небытия каждое и вместе. В период пе­рехода, бытие переходящих (т. е. того, что переходит и во что перехо­дит) противоположностей осуществляется в форме небытия. Это и есть то ничто, которое выступает сразу же как некоторое нечто (скачок).

Известно, что противоположности - бытие и небытие - свое един­ство и разрешение находят в становлении. Именно в становлении реа­лизует себя и обнаруживает непрерывность движения. Когда говорит­ся, что некоторое "это" как такое утверждает себя, свое бытие через небытие, то мы имеем в виду отрицание в виде "ни то, ни другое, ни третье" и т. д. Этим еще не утверждается какое-то определенное другое, которое выступало бы "не-этим" по отношению к предшествующей (исчезающей) форме. Поэтому оно и выступает в этом плане как не­которое неопределенное "ничто". И если своим бытием некоторое "это" утверждает небытие того, что оно не есть, то этим самым ут­верждается оно как то, что оно есть, но уже на более высоком уровне - через отрицание. Именно это имеется в виду, когда мы говорим о непрерывности-прерывности движения. В процессе же качественного превращения происходит обнажение сущности этого момента. Здесь мы имеем одновременно не только некоторое это и не это (где через последнее выражается определенное другое, в которое происходит пе­реход), а и это, и одновременное не-это (но теперь уже без указания на конкретную определенность, скрывающуюся за не-это). Или, если речь идет о механическом движении, то в таком единстве оказывает­ся не и тут (теперь), и там (тогда), а одновременно и тут, и не тут (без указания, где именно). Таким образом, в одном и том же отноше­нии одновременно выступает как и оно, и не оно, не только некоторое это, но и не-это, которое с "это" (как его отрицание себя) находится в единстве противоположностей (= противоречие). В этой противоречивости заключается весь смысл содержания внут­ренней связи каждой отдельной формы движения с движением как из­менением вообще, всеобщая связь данной формы со всем миром, связь дискретного существования вещей с их непрерывностью.

В самом становлении, каковым является переход, заключается не просто и не только утверждение чего-то, но и отрицание, а точнее, ут­верждение через отрицание. Превращение, становление, это значит преодоление себя как данной формы, исчезновение как такового, от­рицание себя и только таким образом становление другим. Отсюда: жить - это умирать, суть устойчивости - в неустойчивости, покоя - в движении, единства - в борьбе, единичного - в общем, личного - в общественном, суть Ивана в том, что он человек и т. д. и т. п. (т. е. суть всего, в конечном счете, - в движении, превращении - в способе существования всеобщей материи).

Заметим, что при вышеупомянутом становлении определенным дру­гим происходит и "установление" "обнаружение" общей связи со всем другим, а не только с тем, в которое осуществляется переход; и схва­тывается эта сторона категорией "ничто" во всей ее неопределенной определенности.

(Вспомним, что эта добавка имеет существенное значение для по­нимания сути поступательности в плане включения данного момента в новый синтез, претендующий на большую высокоразвитость. Напом­ним также, что осуществляется все это в период качественного пре­вращения.)

Сохранение вещью себя есть постоянное изменение ею себя, дви­жение, обновление. Для того, чтобы некоторое нечто сохранило себя как род, как некоторую общность (а общность есть выражение сущности), оно должно отрицать себя же как некоторое отдельное это, через которое указанная общность реализует себя. Чтобы утвер­дить себя как собаку (как род), как общее, определенная данная соба­ка должна себя отрицать как данную и таким образом как бы "осво­бодить место" для утверждения собаки вообще, для утверждения рода. Одна собака еще не собака (не собака вообще). Одно животное - не животное. Это была бы кошка, обезьяна, рыба, но еще не животное. Лишь в смене особей в поколениях, предусматривающей не только появление, но и исчезновение последних, исчезновение определен­ных их разновидностей, утверждается животное вообще.

Общеизвестно, что артист может утвердить себя как артиста лишь через отрицание себя как данной личности. Чем он менее похож на себя, чем больше он обладает умением перевоплощаться, быть не собой, тем больше он утверждает себя как артиста, а с этим и как личность.

Еще раз напомним, что Ленин понимал развитие "как возникнове­ние и уничтожение всего..." [12, с. 229] (7) и, как видим, уничтожение, гибель не исключал из развития и не противопоставлял развитию, как это часто делают. То же самое мы читаем и у Ф. Энгельса, который считает, что представление о развитии "может быть получено только ди­алектическим путем, при постоянном внимании к общему взаимодей­ствию между возникновением и исчезновением" [7, с. 22] (вплоть до доведения этих взаимоисключающих противоположностей до тожде­ства. Это закон). Может быть, с тех пор появились какие-то новые науч­ные факты, которые не подтверждают это? Но таковых нет.

Конечно, если видеть только внешнюю противоречивость и резуль­таты столкновения таких вступающих в абстрактное отрицание самосто­ятельных сущностей, то от картины зряшного отрицания не избавиться. Если же исходить из понимания сути внутренней противоречивости, со­ставляющей сущность любой вещи, любого процесса и заключающей­ся в том, что вещь есть единство бытия и небытия, то получается, что такое "...противоречащее себе разрешается не в нуль, не в абст­рактное ничто, а в отрицание своего определенного содержания" [8, с. 536], и, соответственно, вопрос о зряшном отрицании отпадает или отходит на второй план, подобно тому, как само зряшное отрицание отходит в сферу конкретных форм, в сферу случайности, подвер­гается отрицанию и снятию в диалектическом отрицании.

Поскольку речь зашла о месте "гибели" в развитии, то следует подчеркнуть, что здесь дело вовсе не в том, что нечто рано или по­здно со временем погибнет. Суть диалектического единства возникно­вения и исчезновения как единства бытия и небытия в том, что нечто в каждый данный момент исчезает. Например, сущность органи­ческой жизни - в умирании, в "гибели" (в диалектическом понимании последней). Это ее такой способ существования, утверждения через отрицание.

Отрицание конечных форм, превращение их (мелькание) есть ут­верждение движения вообще (и утверждение данной формы движения как движения вообще). В этом смысле можно сказать, что способом существования каждой отдельной формы движения является постоян­ное превращение ее ("стремление" превратиться) во всеобщее движе­ние вообще. Лишь исчезая, вещь как бы приспосабливает себя, со­держит себя в соответствии с совокупным движением, с которым она взаимодействует и которым обусловлена как такая в своем возникно­вении и существовании. Лишь превращаясь во что-то, вещь осуществ­ляет с ним связь, единство. Чтобы уцелеть, остаться собой в мировом круговороте, данная вещь, форма сама должна "круговращаться", превращать себя, т. е. чтобы не исчезнуть, она должна постоянно ис­чезать. Организм, как известно, так и делает. Он, умирая, живет. И как только перестанет умирать, он не живет больше как некоторая целост­ность. Как вид он должен постоянно изменяться, приспосабливаться, переставать быть собой, иначе он приходит в несоответствие со сре­дой и вымирает. Характерно, что чем более сложна система (включа­ющая в себя другие формы движения), тем интенсивнее должен быть этот процесс обновления, движения, неустойчивости для сохранения устойчивости. И это естественно, что более сложные формы движе­ния для сохранения своей устойчивости должны быть более подвижны­ми. Более сложные формы движения, включая в себя предшествую­щие - более простые (например, химическая форма движения включает физическую и механическую, органическая включает в себя химичес­кую, физическую и механическую и т. д.) и этим самым являясь та­кими отдельными формами движения, которые в своем содержании заключают совокупное движение, выступают как внутренне более противоречивые. Вполне естественно, что в более сложной форме бо­лее непрерывно должны разрешаться противоречия, и что эта сово­купность разрешающихся противоречий создает более непрерывный поток превращений в целом. Соответственно получается, что устой­чивость более сложных систем как бы требует от них большей под­вижности для сохранения себя .

Именно эта закономерность подмечена Энгельсом, когда он гово­рит, что в более сложных формах развитие идет быстрее (8).

Можно было бы развернуть целую цепь явлений от менее слож­ных к более сложным, демонстрируя на них так называемое ускоре­ние развития. Так обычно и делают, показывая в сравнении, как последу­ющие события развиваются быстрее, чем предыдущие. (Например, из трех миллиардов лет, приходящихся на период существования жизни на Земле, за одну десятую часть этого времени пройден весь путь от амфи­бий до человека; из миллиона лет с момента появления человека 97% времени ушло на формирование вида homo sapiens. Каждая последующая общественная формация имела значительно большие темпы своего фор­мирования, становления и т. д. и т. п.) Но мы не будем повторять все это. И не только потому, что об этом много сказано. Дело в том, что в изобра­жении и особенно в истолковании этого явления "ускорения" обращают внимание больше на описание картины последовательного расположения различных форм по степени сложности и сравнение длительности их фор­мирования. Нас же интересует сущность движения вообще, в том числе и сущность такого "ускорения". А сущность, как мы видели, в противоре­чивости и разрешении противоречий. Более сложные формы движения менее долговечны. И это понятно, если учитывать то, что совокупное движение, содержащееся и снятое в такой форме, более интенсивно нарушает единство более сложной формы. Такая более частая смена форм и, соответственно, разреше­ние противоречий и представляется нам как все большее ускорение развития. С этим чаще исчерпывают себя циклы в поступательности.

Те же общественно-экономические формации не только и не просто более быстро формируются в последовательности, но и более быстро исчезают. Они менее долговечны.

Более сложные формы движения более интенсивно разрешают со­вокупность внутренних противоречий. Они как бы "должны " более интенсивно это делать, чтобы обеспечить устойчивость данной фор­мы, сохранить себя, остаться собой. Те, которые не обеспечивают та­кого разрешения, просто не существуют, т. к. такое разрешение есть способ их существования, внутреннее условие существования, суть их существования. Они как бы вынуждены более интенсивно переста­вать быть собой, превращаться, чтобы быть вообще. Но с этим они в более короткие сроки исчерпывают себя в целом (в цикле отрицания), обеспечивают переход в новую форму.

Если, не упуская из виду суть диалектического понимания разви­тия (заключающуюся в противоречивости, в единстве появления и ис­чезновения, прогресса и регресса), рассмотреть саморазвитие необхо­димости как развитие самого развития, то можно сказать, что его интенсивность (как превращаемость, осуществляемая за единицу вре­мени) увеличивается по мере приближения необходимости к свободе. При этом непрерывность и прерывность как бы "стремятся" к тожде­ству. Способ существования материи в развитии как уничтожение, ис­чезновение, обновление, становление, превращение становится все бо­лее обнаженным. И с превращением необходимости в свободу и продолжением развития в такой форме это единство достигает высшего выражения - состояния непрерывно разрешающегося противоречия. Характерно в этом отношении замечание Ф. Энгельса о том, что в более сложных формах, например, "в пределах сферы жизни скачки становятся затем все более редкими и незаметными" [7, с. 66]. И это тоже говорит в пользу того, что по мере приближения к свободе необ­ходимость получает форму все более интенсивного саморазрешения своей внутренней противоречивости. Чем сложнее форма (как это ни странно покажется мышлению здравого смысла), тем она ближе к со­стоянию материи вообще, тем она ближе к форме обнаженного един­ства (тождества) бытия и небытия. И это единство выступает как та­кое состояние, когда материя как таковая является в своем способе существования как не сводимая ни к какой определенной форме свое-существования. Такое ее состояние выступает как противоречие непрерывно разрешающееся противоречие), как создание противоречия и моментальное его разрешение, как непрерывное разреше­ние противоречия и в этом смысле, можно сказать - как непрерывный перерыв, превращение (перерыв) в непрерывной форме (изменение вообще). В этом плане по отношению к материи можно сказать, что она без скачков потому, что состоит сплошь из скачков (Энгельс), что она есть сплошное превращение, сплошной скачок, сплошное станов­ление (как бы не успевающее стать чем-либо определенным и мо­ментально превращающееся в другое). Разумеется, что под "тожде­ством" непрерывности и прерывности вовсе не подразумевается какое-то уравнивание того и другого и т. п. Речь идет об ином. Возра­стающая интенсивность превращения форм, осуществляемая через прерыв, скачок, начинает ясно демонстрировать, что движение в лю­бой данный момент есть превращение, своего рода сплошной непре­рывный прерыв, т. е. как бы прерыв в непрерывной форме.

Наглядно это предстает перед нами в целом ряде таких явлений, где интенсивность движения настолько велика, что не успевает обра­зоваться некоторая форма, равновесие, как оно моментально наруша­ется и т. д. (что-то подобное имеет место на Солнце, в плазменном состоянии вещества и т. п. В этом смысле мы можем, вслед за Эн­гельсом, сказать, что на Солнце состояние близкое к материи как та­ковой). Здесь непрерывность перерыва отчетливо демонстрирует тождество непрерывности и прерывности как бы в чистом виде.

Но то, что в интенсивном движении некоторых конкретных форм только ярко себя обнаруживает, оказывается, присуще движению во­обще в целом, и в этом заключается суть последнего. Тождество не­прерывности и прерывности и есть природа его как способа суще­ствования материи. В масштабе предельной всеобщности движение есть сплошное превращение, сплошной перерыв (скачок). В этом смыс­ле "в природе нет скачков именно потому, что она слагается сплошь из скачков" [8, с. 217]. Такое тождество непрерывности и прерывности ха­рактерно для выражения способа существования материи как таковой.

Чем сложнее та или иная форма, тип движения материи, чем боль­шую совокупность форм движения менее общего порядка она заклю­чает, включает и снимает в себе, чем ближе необходимость в своем саморазвитии к свободе, тем интенсивнее и непрерывнее происходит разрешение противоречий, тем ближе эта революционная непрерыв­ность к состоянию материи как таковой. И мы видим, как в органи­ческой форме движения, где разрешение противоречий имеет более непрерывный характер, превращение, обновление является более ин­тенсивным и находится как бы ближе к своему обнажению и, соот­ветственно, к форме выражения материи вообще. Нетрудно увидеть в обнаженном тождестве противоположностей способ существования органической формы движения, выраженный в формуле Энгельса "жить это умирать", и вместе с тем также выражение способа существования материи как противоречия, как движения.

В этом отношении так называемое ускорение развития, будучи по существу более интенсивным разрешением противоречий, превраще­ний, в более сложных формах движения выступает как более эффек­тивная форма обнаружения сущности (противоречивости) не только собственно способа существования данной формы движения (в ее особенности), но и движения вообще.

Еще ближе к сущности материи вообще раскрывает себя обще­ственная форма движения материи. Противоречия здесь разрешаются более непрерывно не только по сравнению с тем, как это осуществлялось в предыдущих, до-общественных формах. В ходе саморазвития самой собственно этой общественной формы движения разрешение противоре­чий становится все более непрерывно-прерывным.

Можно было бы показать бесчисленное множество примеров, под­тверждающих это. Но мы хотим обратить внимание на одну особен­ность. Дело в том, что в процессе перехода саморазвития объектив­ной необходимости в свободу (а мы как раз и живем в самый канун такого периода революционного перехода человечества из царства не­обходимости в царство свободы) в период освоения необходимости (самопознания материей своей сущности) происходит постижение сущно­сти материи вообще и ее внутренних (диалектических) законов. И вот с углублением в сущность (а оно идет через практическое изменение, познание сложных форм и их взаимосвязи) ускоряется не только само­развитие, но, соответственно, и постижение его. А через познание сущно­сти действительного развития осуществляется обратное влияние по­знания и познающего субъекта на внутреннюю сущность развития. Через свободную деятельность осознавшего необходимость человека про­исходит ускорение самого развития, которое продолжает себя как не­обходимость в форме сознанной необходимости, в форме свободы, в форме свободной человеческой деятельности. Понятно, что при таком положении развитие как разрешение противоречий (теперь уже непре­менно осознанное разрешение, со знанием дела) происходит более непрерывно, интенсивно, своевременно и т.д.

Разумеется, что развитие в таких условиях будет более ускорен­ным, чем тогда, когда слепой необходимости приходилось пробивать себе дорогу через хаос случайностей [6]. Ни один цикл поступатель­ного развития так и не достиг своего завершения, будучи нарушенным совокупностью сталкивающихся сил и тенденций. Таков удел необхо­димости, осуществляющей свое развитие в форме случайности. Совсем другая поступь развития необходимости в форме свободы. Осуществляя свое продолжение через деятельность освоивших законы развития людей, развитие необходимости реализуется беспрепятственно и интенсивно. Но для этого люди должны быть ансамблем бесклассовых общественных отношений, непосредственно общественного характера труда.

Коммунистическое общество будет непрерывно разрешающимся обществом, непрерывно революционным (в диалектическом смысле этого слова). Политические революции отойдут в прошлое (вместе с политикой вообще), революционные социальные перевороты в виде периодических смен формаций в определенных интервалах тоже ис­чезнут. Свободное общество и через него необходимость в форме сво­боды будет развиваться в виде непрерывного революционного преобра­зования, обновления, в форме, если так можно выразиться, непрерывного творчества, творения (тем более, что речь идет о самосознанном саморазвитии). Это будет непрерывно совершенствующееся, преобра­зующееся, обновляющееся общество, которое реализуется как бы в виде сплошного прерыва, где последний приобретает форму непрерыв­ности и, следовательно, непрерывность и прерывность находят свое диа­лектическое тождество противоположностей. Такое положение будет близким к способу существования материи вообще. И, как мы увидим далее, отношение бытия и сознания, составляющее основу в опреде­лении материи вообще, отношение, обнажающееся в определении ма­терии, здесь, в осознавшем необходимость свободном обществе, по­лучает выражение диалектического тождества противоположностей в чистом виде, как и в самом определении материи. Да и сама свобода как осознание необходимости есть по сути выражение отношения со­знания (свобода) к бытию (необходимость), а продолжение развития необходимости в форме свободы (в форме осознания необходимости) есть продолжение развития в форме тождества противоположностей -мышления и бытия.

То, что существование есть исчезновение, в принципе относится к любой форме. И это понять не трудно, если не забывать, что в мире нет абсолютного покоя, и что любая вещь, форма есть движение, фор­ма движения, лишь отдельная форма движения в мировом движении как изменении вообще. И чтобы ей быть, оставаться собой (данным движением) как отдельному движению, нужно каждый данный мо­мент соответствовать изменению вообще, а это значит, исчезать как отдельной данной форме, отрицать себя как данную форму, отрицать свою конечность, относительность, отдельность и этим как бы утвер­ждать абсолютность, бесконечность, всеобщность, бесконечное, аб­солютное содержание изменения вообще.

В свете сказанного перед нами встают два вопроса. Один о том, какое место в поступательности как направленном движении занима­ет единство прогресса и регресса в его диалектическом понимании; и второй - проблема о месте "начала" и "конца" в поступательности.

Рассмотрим, какое место в поступательности занимает прогресс и регресс. Любая вещь, будучи в каждый данный момент внутренне противо­речивой как единство того, что она есть, и того, что она не есть, име­ет возможность стать всем другим (и этим реализовать заключенное в ней то, что она не есть). Но только возможность, разрешить кото­рую ей только предстоит. А пока - эта возможность заключается в вещи в виде некоторой неопределенности, в форме неопределенного "не-это", существующего как неразрывная сторона, противополож­ность некоторого "это" (того, что вещь есть), содержащего свое отри­цание как свое другое. Неопределенностью (возможностью стать всем другим) ей пред­стоит быть до тех пор, пока не будет разрешено это внутреннее про­тиворечие вещи, и она не превратится во "что-то". Но такое превра­щение и при этом разрешение данных противоречий, принадлежащих рассматриваемой форме, может быть превращением только в опреде­ленное что-то, как в некоторое другое "это", а не во все другое сразу. В своем движении, превращении вещь, форма может сделать шаг только в определенном направлении, что исключает все дру­гие возможные направления. Этим как бы "подавляется" бесконечнoe многообразие и всесторонность, заключающиеся в возможности и неопределенности стороны, рассматриваемой вещи и отставляется возможность стать всем другим. Такой результат шага вперед в опре­деленном направлении представляет собой, как мы знаем, момент рег­ресса в развитии. Именно этот шаг (прогресс) в определенном на­правлении, поскольку он есть шаг в определенном направлении, а не во всех направлениях, и есть регресс. Но вместе с тем, момент обще­го как момент общей связи отрицается как то, что само есть продукт отрицания отдельности (что мы видели в предыдущих разделах), и выступает, таким образом, как отрицание отрицания. А это значит, что он не просто отбрасывается, а включается как момент общей свя­зи в новый синтез, что в свою очередь позволяет новообразованию считаться более высокоразвитым, обогащенным. После этого упомя­нутый шаг-регресс представляется, в то же время, и не без прогресса.

Такой прогрессивно-регрессивный шаг в определенном направле­нии и есть то, что определяет формирование, реализацию, развертыва­ние, направление поступательного движения.

Единство прогресса и регресса выступает при этом как выражение внутренней противоречивости, как форма выражения последней в по­ступательном направленном движении. Поступательное движение, еще только предполагаемое во внутренней противоречивости, в противоречи­вой природе вещи, теперь развертывает себя и реализует в форме един­ства прогресса и регресса. Все дальнейшее развитие в поступательности непременно содержит в себе эту противоречивость, постоянно сопровож­дающую его, а вернее, заключенную в ней как в направленном движении. Другими словами, если внутренняя противоречивость любой вещи как оп­ределенной формы движения выступает как единство того, что она есть, и того, что она не есть ("и то, и не то"), то в направленном движении, предполагающем выход за пределы данной внутренне противоречивой формы в результате отрицания отрицания, и, следовательно, в посту­пательном движении эта внутренняя противоречивость как выражение все того же вышеупомянутого единства противоположностей, но рас­пространенная на форму поступательности, осуществляется уже в виде единства прогресса и регресса (в одном и том же отношении). Важно заметить, что в сущности и то, и другое (обе формы противоречивос­ти) есть одно и то же. Недаром и Ф. Энгельс, и В. И. Ленин, говоря о противоречивом содержании развития и указывая на единство и борь­бу противоположностей, на единство возникновения и уничтожения, добавляют: и "единство прогресса и регресса". Мы знаем, что внутренняя противоречивость всех вещей есть всеобщий закон, но характерно, что Энгельс, как мы видели в "Диа­лектике природы", единство прогресса и регресса тоже называет все­общим законом. И это не другой закон, а тот же самый, только выра­женный в форме взаимоотношения прогресса и регресса.

Поступательность, будучи заключена во внутренней противоречи­вости как в единстве противоположностей и рождаясь из нее, затем реализует себя и в себе внутреннюю противоречивость уже в форме единства прогресса и регресса, выступающих как противоречивость направленного движения.

И именно в единстве прогресса и регресса как бы развертывают­ся, "расшифровываются" "закодированные" во внутренней противоре­чивости все элементы поступательности, начиная от единства "впе­ред-назад", "вверх-вниз" и кончая "возвратами" и круговоротом.

Во внутренней противоречивости заключается только начало по­ступательности, начало ее становления, а не поступательность в пол­ной форме. Здесь все признаки поступательности, все ее черты (повторя­емость, восхождение, начало и т. п.) заключены как бы в зародышевой (недоразвитой) форме, как в клеточке. Сам этот зародыш в соответ­ствии с природой поступательности является как бы "началом" посту­пательности, с которого она затем развертывается по своему собствен­ному "плану", по своему собственному определению.

Из внутренней противоречивости всякого развития, заключающе­гося, говоря словами В.И.Ленина, в единстве возникновения и исчез­новения, вытекает и такая проблема, занимающая важное место в по­ступательности, как начало и конец.

Рассудочному мышлению, которое не понимает природы катего­рий и их места в принципе развития, кажется, что под признанием ка­кого бы то ни было "начала", да еще в поступательности, подразуме­вается какое-то начало мира. Признание "начала" пугает прежде всего тех, кто суть поступа­тельности в ее всеобщности склонен свести к представлению в виде охвата какой-то одной линией поступательности - всей Вселенной, всего Космоса целиком. Приписав марксизму подобное понимание начала, буржуазные философы (например Г. Веттер и др.) обрушиваются на него с критикой.

Для диалектика, рассматривающего развитие и, в частности, по­ступательность как принцип, проблема "начала" не вызывает затруднений. Точно так же, как признание всеобщности категории "конечности" не дает основания подозревать под этим утверждение конца мира, так и под признанием категории "начала" - начало мира, начало Вселенной и т. п. Это по сути проблема начала цикла поступательности как принципа. Поскольку всякое движение является всегда непрерывно-прерывным, скачкообразным, противоречивым, количественно-каче­ственным, и всякие конечные формы действительности - временными, преходящими, невечными, через которые реализуется бесконечность, абсолютность, вечность и т. п., то от проблемы "начала" и "конца" в диалектическом принципе развития отделаться невозможно. Это, в конечном счете, диктуется самой природой бесконечно-конечного спо­соба существования движения. И все дело, как уже говорилось, в той же противоречивости движения. Где есть противоречия, там есть их разрешение, исчерпание и создание новых противоречий, а это зна­чит, что есть начало, возникновение и конец, завершение. Все это мы видели в самой природе поступательности. Проблема "начала" в по­ступательности тесно связана с природой цикличности и законом от­рицания отрицания. Без "начала" и "конца" в поступательности нет смысла, как и нет смысла без них в отрицании отрицания и т.п., без которых вообще нет развития.

"Когда о вещах говорят, что они конечны, то этим признают, что их небытие есть их натура ("небытие есть их бытие"). "Они" (вещи) "суть, но истина этого бытия есть их конец" [12, с. 98]. Можно ска­зать не только, что небытие есть бытие вещи, не только, что превра­щение в небытие есть способ ее существования как данной, но и то, что способ существования вещи есть превращение ее в конец, стрем­ление к концу, что конец есть с самого начала суть бытия вещи.

Но когда мы говорим, что в самом начале любой формы бытия заключено ее небытие, то имеется в виду не то, что оно "заключено" в ней и как-то таится до поры до времени, чтобы потом прикончить, доконать, добить его, а то, что само процветание данной формы бы­тия и утверждение ее именно тем, что оно есть, осуществляется с са­мого начала благодаря тому, что она исчезает как таковая, в каждый данный момент перестает быть собой. Самое начало есть конец, есть начало конца, есть утверждение через отрицание. При этом нужно не упускать из виду, что под началом подразумевается не просто начина­ние, "старт" и т. п., а начало как основа развертывания движения вещи по ее собственным определениям.

Отношение начала и конца, рассматриваемое по принципу координации, в разрыве, преодолевается нелегко. Связь между началом и концом в бытовом мышлении сохраняется фактически только как связь внешнего порядка. Сперва начало, потом конец; тут, теперь начало, там, тогда конец. В лучшем случае конец одной системы есть начало другой (т. е. все то же единство начала и конца в разных отношени­ях). Представить, что начало данной системы есть ее же и конец, по­чти невозможно. Да и не на представление возлагает надежды диа­лектика, когда утверждает принцип такого единства. Связь начала и конца как взаимопроникающих и взаимовыражающихся противоположностей, составляющих собою внутреннюю проти­воречивость развития в его поступательности, выражается в сложней­шем виде. В любом процессе, каким бы он растянутым ни казался, эти противоположности находятся в единстве, во взаимопроникнове­нии. Они предусматривают, предполагают друг друга всегда в своей конкретности: каждое свое начало - свой конец. При всей растянутос­ти во времени промежутка (во внешней форме проявления) между на­чалом и концом, каждый из них в себе содержит другое. Конец факти­чески начинается в самом начале процесса и в самом начале.

Такое единство начала и конца (каким бы большим нам ни казался промежуток между ними в том или ином процессе) реализуется одно­временно. Независимо от растянутости явления, процесса начало и конец в их взаимопроникновении снимаются в одновременности воз­никновения и исчезновения.

И дело тут, видимо, не только в том, чтобы мыслью охватить эти противоположности в одновременности с целью довести их до тожде­ства противоположностей, до разрешения противоречий, что мы обыч­но делаем в диалектике мышления. Данные естествознания наших дней и, в частности, теория относительности, позволяют думать, что это возможно и в самой действительности. Известно ведь, что два события, являющиеся разновременными, вместе с тем могут быть и одновременными в различных системах отсчета. Эти одни и те же со­бытия как бы выступают одновременно-разновременно. Имеющихся данных в теории относительности вполне достаточно, чтобы предпо­ложить, что в плане такого единства одновременности и разновремен­ности, в свою очередь, начало какого-либо процесса, события и конец не только разновременны (что в состоянии заметить даже элементар­ное мышление), но и одновременны (для постижения чего нужно тео­ретическое диалектическое мышление).

Разновременность легче обнаруживается потому, что дискретность пространства и вместе с этим дискретность во взаимоотношении на­чала и конца является легко доступной для представления. Если же исходить из единства непрерывности пространства и времени и пре­рывности пространства и времени, то все становится на свои места, особенно, если установить единство непрерывности-прерывности са­мого времени и непрерывности-прерывности пространства и не абсо­лютизировать в односторонности каждую из сторон такого единства. Такая непрерывно-прерывная связь начала события и конца делает его таким, что начало и конец выступают как некоторое одно (т. е. как взаимопроникающие и снимающиеся в "одном" противоположности, и вместе с этим как одновременно-разновременные). Если некоторое "тут" и "не тут" (или "то" и "не то") в движении рассматривается как одновременное, при том, что никто не может указать на определенность разрыва во времени или на пределы растя­нутости в пространстве между этими "тут" и "там"*, то нет основа­ния не рассматривать начало события и его конец также одновремен­ными. "Очевидность" разновременности здесь ничуть не опровергает это положение, как и не доказывает, что "тут" и "там" неодновремен­ны (или одновременны). Кстати, она не может доказать (или опроверг­нуть) и то, что начало и конец не одновременны. Сущность этого процесса находится в компетенции теоретического диалектического мышления.

Если нечто может находиться одновременно и "тут" и "не тут", то почему точно так же часть единого процесса (движения), которая на­ходится "не тут" (конец процесса), не может находиться вместе с тем и "тут" (в его начале) и, соответственно, в одновременности с этим некоторым "тут" (с началом). Другими словами, само начало и конец одного явления (события, процесса) могут, в силу пространственно-временной непрерывности-прерывности природы движения, рассмат­риваться вместе с тем как различные события, которые в таком пла­не выступают разновременно-одновременными. События могут отстоять друг от друга на значительном простран­ственном удалении, иметь внутреннюю генетическую связь, сохра­нять одновременность в определенном отношении и являться вместе с тем разновременными. Имеющая место между ними некоторая "ди­станция" во времени, в силу неоднородности и абсолютно-относитель­ной природы времени, не исключает и того, что они вместе с тем и одновременны. Существующая между началом и концом в идущем к своему концу событии (вещи, явлении) генетическая связь, уже само начало существования этой вещи делает обусловленным его одновре­менным концом. С самого начала на отрицании себя вещь только и жи­вет как данная. Как уже было сказано, "жить - это умирать" означает не потом умирать, а именно в "жить" и для "жить" умирать.

Эта одновременность начала и конца "сопровождает" весь период такого противоречивого существования вещи, независимо от того, как долго это происходит по нашим часам. Растянут этот процесс или скон­центрирован, он остается единым процессом с внутренней связью на­чала и конца, которые реализуются разновременно-одновременно. Такие непривычные положения не должны смущать диалектика, знающего, что движение, в конечном счете, есть противоречие. И по­скольку формой бытия материального движения является простран­ство и время, то естественно, что противоречия относятся ко всей сущности движения, а это значит - в полной мере и к пространствен­но-временной сущности. В.И.Ленин, говоря о противоречивости дви­жения, прямо указывает на непрерывность-прерывность времени, как и непрерывность-прерывность пространства. "Движение есть един­ство непрерывности (времени и пространства) и прерывности (време­ни и пространства). Движение есть противоречие, есть единство про­тиворечий" [12, с. 231].

Мы уже видели, что в развитии исчезновение, гибель - это необхо­димейший элемент утверждения развития как необходимости. Именно исчезновение является неизбежным условием для сохранения каче­ства движения в виде некоторых типов (форм) движения, которые вы­ступают атрибутами движения, обязательно с необходимостью вновь и вновь возникающими в мировом круговороте. Существование каж­дого такого типа движения обусловлено "гибелью", исчезновением форм, составляющих его содержание. Сама их "гибель" и есть способ существования такого типа. И точно так же, как для обеспечения своей устойчивости в данной форме движение должно быть неустойчивым и, чтобы сохранить себя как данный тип (вид), должно изменять, уничтожать себя, превра­щаться и таким образом оставаться в соответствии с существующи­ми непрерывно меняющимися, превращающимися условиями, так и в предельно широком масштабе поступательности развития такие типы движения, как химизм, органическая форма движения и т. п. должны исчезать, чтобы появляться снова и снова и этим утверждать закон сохранения качества движения в целом (так же как должны, напри­мер, исчезать в онтогенезе отдельные организмы для утверждения органической формы движения в целом). В этом единстве возникновения и исчезновения в таком всеобщем масштабе заключается суть движения как способа существования материи. Ни одна из таких форм движения не может исчезнуть бес­следно, потому что они как раз в бесконечном исчезновении сохраняют и бесконечно утверждают себя как способ существования материи. Даже такая форма движения, как жизнь вообще, не исчезает абсо­лютно, хотя и делает это непременно через исчезновение конкретных форм. Движущаяся материя как материальное движение не теряет ни одного из своих атрибутов. Напомним уже высказанное выше предостережение, что на "унич­тожение", "гибель" вообще нельзя смотреть с бытовой точки зрения. Последняя неизбежно примешивает нравственный оттенок этому по­нятию, содержит в себе налет нравственной оценки, приобретает фор­му человечности, придает гуманистическую окраску и т. п. К самой природе все эти оценки никакого отношения не имеют. Это просто спо­соб ее существования. Есть движение как бесконечное обновление. Назвать его бесконечным исчезновением существующих форм, или возникновением новых, или единством возникновения и исчезновения - в сущности одно и то же. В отличие от бытового мышления, кото­рое видит в уничтожении одну сторону, ибо абсолютизирует в одно­сторонности, диалектическое мышление в это понятие сразу же вкла­дывает его другое - противоположное. Диалектику уже нет надобности расшифровывать, что вот-де не нужно абсолютизировать односторон­ность, а нужно предусматривать в рассматриваемом противополож­ное и т. д., для него все это подразумевается сразу же. Поэтому, гово­ря об уничтожении, он имеет в виду и его созидательный момент, а не рассматривает как какую-то проклятую сплошь отрицательную ги­бель. С учетом же диалектики одновременности-разновременности промежуток между моментом гибели и созидания в масштабе всеоб­щих мировых связей в принципе не имеет существенного значения, при любом кажущемся (с бытовой точки зрения человеческих пред­ставлений о длительности и быстроте) разрыве между гибелью и созида­нием во времени. Они как противоположности, находящиеся в единстве, во взаимопроникновении-взаимовыражении, в тождестве, пребывают в одновременности.

Если возможно одновременное нахождение в данном месте про­странства и в другом, т.е. "разнопространственность", то почему не предположить одновременную разновременность. Наблюдаемое нами с Земли сегодня рождение далекой звезды, оказывается, произошло тогда, когда на Земле обитали динозавры. Это ли не пример тожде­ства настоящего и прошлого? В свете вышеприведенного взгляда на одновременность и диалек­тическое тождество исчезновения и возникновения понятным стано­вится и вопрос о том, что такие формы бытия материи, как жизнь и т. п. не исчезают абсолютно в бесконечном материальном мире, а воз­никают снова и снова с необходимостью. Причем точно так же, как суть каждой отдельной жизни, каждого организма, вида заключается все в том же "жить это умирать", так это же касается и жизни вооб­ще. Она как жизнь вообще, как свойство материи существует через исчезновения, умирания конкретных форм жизни. В такой своей пре­дельной всеобщности в мире в целом она только так и может суще­ствовать через исчезновения в отдельных мирах (и необходимое воз­никновение в других), подобно тому как вид может существовать через гибель индивидов.

Уже в самом необходимом исчезновении жизни в одном мире можно видеть необходимое возникновение в другом (9). Сделать такой вывод по­зволяет сама суть логики развития вообще и универсальность, всеобщ­ность логики движения. Преодолев существующий в представлении разрыв между возник­новением и исчезновением (и особенно наоборот), а также упрощен­ное понимание природы одновременности и разновременности, можно сказать, что одновременно в бесконечном материальном мире вооб­ще существует множество жизней (миров, где есть органическая фор­ма движения), как и разновременно - в принципе одна. И это неваж­но, что в каждом из различных конкретных условий различных миров она будет в своей особенной (и с земной точки зрения невероятней­шей) форме. В сущности же она как некоторый атрибут материи, как одна из форм ее существования (движения), остается одним и тем же, занимающем определенное место в системе основных форм движе­ния (между химической и общественной формами).

Таким образом, в плане единства возникновения и исчезновения, а также относительности времени и одновременности-разновременнос­ти событий получается, что не только возникновение некоторого не­что предусматривает с необходимостью его исчезновение, ибо оно внутренне противоречиво, исчерпывает себя и т. п., а и исчезновение той или иной формы движения во всеобщих связях с необходимостью предусматривает (обусловливает) ее возникновение. Именно это вытека­ет из диалектики противоречивости движения, единства возникновения и исчезновения и т. д. Тем более, что зряшного отрицания фактически нет.

Зная, что это единство остается в любом случае, независимо от того, происходит ли в данной конкретной форме ее уничтожение как данной формы или возникновение, и не рассматривая то и другое как отдельные сущности, а видя в одном другое и т. д., можно понять, что не только возникновение ведет с необходимостью к его уничтожению, но и уничтожение - к необходимому возникновению.

Отсюда любая из пяти форм движения, в том числе и органичес­кая и общественная, с необходимостью гибнут, с необходимостью же и возникают. Таков их способ существования. Таков способ существова­ния материи вообще, существующей через их возникновение и унич­тожение и таким образом (через противоречие), в развитии. Ф. Эн­гельс часто говорил, что с такой же необходимостью, с какой живое исчезнет на Земле, оно возникает в другом месте. Материя ни один из своих атрибутов не утрачивает, как не утрачивает она того атрибу­та, который характеризует сам способ существования материи - дви­жение, суть которого в единстве возникновения и исчезновения, в про­тиворечии, в тождестве противоположностей.

В плане единства, тождества одновременности и разновременнос­ти, в том числе одновременности-разновременности начала и конца, а также того, что начало содержит в себе свой конец, и в то же время конец содержит в себе начало (причем начало того же самого, концом чего оно является), становится понятно, каким образом обеспечива­ется момент "возврата", "зараженность" "кругом" в поступательном развитии и мировом круговороте и, следовательно, жизнь или разум с та­кой же необходимостью, с какой они гибнут, возникают снова и снова.

Тот факт, что не только конец содержится в начале, но и наоборот, начало в конце, и что начало как бы переносит себя в конец и "несет" себя на протяжении всего периода существования явления, позволяет вскрыть некоторые другие черты поступательного развития.

Эта особенность диалектики взаимоотношения, взаимопроникно­вения начала и конца позволяет нам, независимо от того, на какой дис­танции во времени мы находимся от начала рассматриваемого события, имея в своем распоряжении лишь наличие конца его, форму завершения некоторого процесса, восстановить начальную его форму, вскрыть кар­тину его зарождения. Например, изучая капитализм, можно вскрыть за­кономерности и картину необходимости социально-экономического раз­вития всего предшествующего эксплуататорского общества, венцом, концом, исчерпанием которого и является капиталистическая формация. Как говорит Маркс в "К критике политической экономии", строение организма обезьяны раскрывается через познание строения организма человека. Кстати, это можно иметь в виду не только в переносном смыс­ле, но и в прямом. Через изучение сложных организмов мы действитель­но можем знать строение давно вымерших простых организмов.

Вместе с тем, поскольку начало содержит в себе свой конец, по­знание закономерности этой связи позволило бы нам, имея только на­чальную стадию развития некоторого явления, события, видеть в пер­спективе форму его завершения в будущем, каким бы далеким оно нам не казалось бы. Имея, например, перед собой только начало ста­новления пролетариата как самостоятельного класса, К. Маркс и Ф. Эн­гельс могли знать уже необходимый конечный результат этого начала, его завершение (в том числе и конец пролетариата как класса). Зна­ние законов поступательного развития и конкретный анализ классово­го общества позволили им точно сказать, что классовая борьба неиз­бежно ведет к диктатуре пролетариата, а диктатура пролетариата - к ликвидации всякой диктатуры и классов вообще. Вскрыв необходи­мость возникновения эксплуататорских отношений, К.Маркс и Ф. Эн­гельс увидели и их конец.

В самом простом зародыше поступательного развития некоторого явления, как в клеточке, заключаются все предпосылки всего много­образия и сложности того, что будет результатом и завершением раз­вития этой первичной, начальной, исходной формы данного цикла раз­вития. И все это возможно потому, что начало как бы заключает в себе в виде неразвернутой еще противоречивости всю перспективу своего будущего развития как развития противоречий по их собственным оп­ределениям, и строит дальнейший ход развития в соответствии с этой "закодированной" перспективой данного цикла развития от и до. Она - тот начальный шаг, который будет развертывать свое развитие в оп­ределенном направлении к своему определенному концу, содержаще­муся в этом начале. Начало как бы посылает проекцию связи начала и конца в будущее и формирует поступательное развитие в соответствии с этим своим "планом".

Разумеется, что речь идет не о какой-то мистической цели и т. п. Все объясняется природой противоречий и "механизма" их разверты­вания по закону отрицания отрицания. Возможность перспектирования в начале поступательности заключена в необходимом зарождении на­правленности движения. Зная закономерность самодвижения противо­речий и его внутренней связи, можно на основании наличия некоторых лишь конкретных данных элементов цикла развития раскрыть осталь­ные, независимо от того, начало это будет или конец цикла.

Ф. Энгельс не случайно считал, что уже в первом комочке белка в виде возможности "заключались" все формы будущих сложнейших организмов. Известно, что в простейших формах товарных отношений, как в клеточке, в зародыше заключается вся перспектива развития капиталистических отношений. Мы можем сказать, что появление че­ловеческих общественных отношений с необходимостью предполага­ет развитие их в неизбежное появление подлинных человеческих сво­бодных общественных отношений. Больше того, даже в наличии простейших форм движения предполагается неизбежность появления сложных форм и даже необходимое появление сознания.

Чтобы выразить рассматриваемое явление такого перспектирова­ния, так и напрашивается понятие "потенция" в смысле возможности перехода на высшую ступень. Удерживает нас от употребления этого понятия гегелевское идеалистическое толкование его как возможнос­ти воплощения идеи. Правда, сам термин можно, пожалуй, отобрать у идеалистов и, наполнив его материалистическим содержанием, поста­вить на службу материалистической диалектике. Маркс в "Капитале" и в других работах употребляет это понятие в диалектико-материалистическом значении - dinamis, т. е. как реальную возможность, обус­ловленную развитием действительности (actus - производство).

Этот момент потенции как реальной возможности, обусловленной данным развитием, содержится в моменте начала поступательности как своего рода "перспективный план" развертывания необходимости в ее поступательном саморазвитии. Дальнейшее развитие данной по­ступательности происходит уже как бы в соответствии с этой "программой", диктуемой "началом". Последнее диктует и направление движения. Причем дается такое направление, такая перспектива той самой связью между началом и концом, которая выступает на протя­жении всего цикла развития единством начала и конца. В этом плане то, что называется поступательностью в движении (или поступатель­ным движением в развитии), выступает как требование реализации поступательности формы движения (предмета) в ней же самой по ее собственной необходимости.

Связь начала и конца настолько прочна, и общая диалектическая основа их такова, что исчерпывающая себя вещь, приходя к своему концу, завершает себя в форме начала. Она в конце как бы "возвраща­ется" в начало, по крайней мере, по внешней форме. Трудно сказать, чего тут больше - возврата конца в начало или "выноса" начала в ко­нец. Так называемые "якобы возвраты" в начало на более высоком уровне есть, вместе с тем, перенесение начала в конец в виде некото­рой формы. При этом мы имеем превращение в результате разреше­ния противоречий и отрицания отрицания некоторой внутренней формы во внешнюю, а содержания в форму (внутреннюю). Здесь же имеет место то, что называется "сохранением положительного из предыду­щего в последующем". Причем под "положительным" подразумевается не нечто "ценное", "важное", "нужное", чуть ли ни "хорошее", как иногда думают, а тот же момент консерватизма, который в виде самого первого шага в определенном данном направлении к данному своему концу как бы сопровождает движение (как момент регресса) в виде его внутренней формы, стремящейся сохранить движение в данной форме и разверты­вать его только в "отягощенном" этим моментом направлении.

По мере реализации поступательности развития, начало не исчеза­ет бесследно. Оно включается в последующие развивающиеся формы, снимается в них и сохраняет себя как нечто простое в более сложном. Начало постоянно переносит себя в будущее, в конец, оно непрерывно не­сет себя в конец. Любая данная форма движения, собственно, и является движением, поскольку оно является превращением начала в конец, разре­шением противоречий между началом и концом, стремлением начала стать концом и постоянное становлением им. Сама вещь как нечто данное конечное есть процесс, движущийся к концу.

И именно диалектика взаимопроникновения (и взаимовыражения начала и конца как одного через другое и для другого), составляющая диалектическое единство в одном и том же отношении, позволяет видеть в "конце" как бы сохраненное, включенное и снятое в себе "на­чало". "Поступательное движение от того, что составляет начало, должно быть рассматриваемо как дальнейшее его определение, так что начало продолжает лежать в основании всего последующего и не исчезает из него" [16, с. 55]. И это присуще в принципе процессу по­ступательного развития вообще, который в своем завершении содер­жит в концентрированном и снятом виде весь путь к себе. При этом начало как бы переносит себя в поступательности таким образом, что весь филогенез начала на его пути к концу включается в онтогенез не­которого итога этого пути в конце. Филогенез как бы тянет себя вмес­те со своим развитием в конец своего завершения и снимается в нем, реализуясь по этим же самым ("закодированным") принципам в онто­генетических актах возникновения и исчезновения.

Если мы проанализируем любую поступательность, то увидим, что ее начало продолжает оставаться на всех дальнейших этапах развития и не просто наличествует, а сохраняется как некоторое возникновение снова, как некоторая имманентность. Оно как бы тянется за ходом саморазвития в поступательности вместе со сво­ей функцией начала. В каждый данный момент такого движения в ходе поступательности происходят возникновения, и через возник­новения - продолжения. Наглядно это видно в процессе, который мы называем проявление филогенеза в онтогенезе, но, по сути, это имеет место во всяком поступательном развитии. Подобно тому как эмбрион повторяет в уплотненном виде поэтапно историю раз­вития на пути к себе, всякое развитие в итоговой ступени в онтоге­незе воспроизводит в уплотненном виде филогенез. Раз возникнув нечто (например живое) будет воспроизводить постоянно (по зако­ну отрицания отрицания) свое происхождение и сделает это спосо­бом своего существования.

То же химическое движение, будучи в известном смысле началом по отношению к органической форме движения, не пропадает, не исчезает с появлением более сложной формы движения, оно обязательно переносит себя в более сложную форму, включается в нее, снимается в ней. Но этого мало, оно не только продолжает быть в основе органического движения, но и продолжает оставаться в роли, в "функции" начала уже в данной последующей форме. И хотя этот химизм в организме как начало существует в снятом и преобразованном виде, но если он прекратит свою функцию, органическая форма движения перестанет существовать. Не нужно особого анализа жизни организмов, чтобы видеть, что последние, проводя необходимый для своего суще­ствования обмен веществ, в каждый данный момент усваивают хими­ческие вещества и превращают их в органические (и наоборот), как бы повторяя (хотя и в совершенно преобразованном виде) процесс со­отношения начала и конца, который был осуществлен в историческом начале появления организма вообще, включился в его развитие и ос­тался в нем как его жизненная основа.

То же самое мы можем видеть, если рассмотрим поступатель­ность другого масштаба. Механическое движение, например, будучи в известном смысле началом некоторой поступательности, с появле­нием последующих форм - физической и химической не исчезает, не пропадает. В любой другой возникшей форме механическая форма движения остается, хотя и в снятом виде, в отставленном как бы на второй план и т. п., но остается и продолжает находиться в основании всех последующих форм. "Выбить" ее, как-то вычленить из этих бо­лее сложных форм так, чтобы ее совершенно не было в этих формах - невозможно. Эти формы просто не существуют без нее. Все более сложные формы, в которые она включается, могут исчезнуть во взаи­мопревращениях, а механическая - остается. В этом смысле можно сказать, что она выступает как основная форма движения.

Точно так же и остальные формы движения, поскольку они воз­никли, - не исчезают с появлением других форм в поступательном развитии. Все предшествующие включаются в последующие и про­должают в них себя. При этом, как видим, поступательность как "движение вперед со­стоит не в том, что выводится лишь некое другое или совершается переход в некое истинно другое, а, поскольку такой переход имеет ме­сто, он вместе с тем снова снимает себя" [16, с. 55].

Благодаря такому поступательному движению начало, в ходе того как оно "тащится" в продолжении движения, теряет то, что в нем есть одностороннее, и что в моменте истинного начала выражалось в виде простоты и абстрактности. Следует отметить еще одну особенность, которая присуща начально­му пункту поступательности. Это простота. Зародыш, из которого разви­вается поступательность движения, должен обладать простотой, ибо в нем как в непосредственном нет еще перехода от одного к другому.

"...Прежде всего это поступательное движение характеризуется тем, что оно начинается с простых определенностей..." выписывает В.И.Ленин из "Науки логики" Гегеля [12, с. 212].

Наиболее четко это действительно раскрывается, как и следовало ожидать, в поступательности процесса познания от незнания к знанию, от меньшего знания к большему знанию. Началом поступательного развития движения знания является прежде всего наиболее простое, массовидное, нерасчлененное, скрывающее в себе внутреннюю про­тиворечивость и потенцию всего дальнейшего направления развития знания от одностороннего, абстрактного, единичного к общему, конк­ретному. Но затронутая проблема простоты начала не является при­вилегией поступательного движения познания или какой-то из форм движения в природе. Это, по-видимому, черта поступательности раз­вития вообще. Простота, неразвитость, нерасчлененность, недиффе-ренцированность - удел всякого начала, всякой поступательности. Это и первый недифференцированный комочек белка, из которого потом разовьются сложнейшие органические формы, это и туманность, где недифференцированность вещества находится в абстрактной форме, близкой к состоянию материи как таковой и т. п. Это и абстрактность начала поступательности процесса познания, который, как известно, идет в виде восхождения от абстрактного к конкретному.

Так, на роль некоторого начала вполне может претендовать меха­ническое движение в поступательности системы форм движения, обеспе­чивающих мировой круговорот. В нем можно видеть все те признаки, ко­торые присущи всякому началу всякой поступательности.

В системе данной поступательности механическая форма движе­ния есть самое простое, массовидное и непосредственное. Энгельс ее прямо называет первой и простейшей формой. Но она не только нача­ло, но вместе с тем начало-основа системы поступательности и ее внутренней субординации. Именно она продолжает себя и в последу­ющих формах движения, более сложных, чем механическая. Она пе­реносит себя в них и "пронизывает" собой все последующие формы в их поступательном субординационном взаимоотношении, связи. Если, как говорит Гегель, первым выступает некоторое простое, и "в про­сом нет ничего более, кроме чистого начала; только непосредственное просто, ибо лишь в непосредственном нет еще перехода от одного Другому" [16, с. 63], то все это присуще и механическому движению. В нем самом таки нет перехода в другое. Напомним, что оно бесплодно, ничего из себя породить не может, ибо лишено своей собственной внутренней противоречивости, лишено опосредствования и, как говорит Энгельс, существуй эта форма движения одна в одном из участков Вселенной, она никогда не породила бы из себя более слож­ные формы движения. Переход в себе, как известно, возможен там, где есть внутренняя противоречивость и опосредствование. В механи­ческой форме движения нет своей внутренней противоречивости. Вместе с тем механическая форма движения отвечает и такому тре­бованию, предъявляемому ко всякому началу - быть некоторым "нич­то". И действительно, ведь собственно механической формы движе­ния, существующей как таковой в чистом виде, - нет. Это перемещение, которое может быть лишь перемещением чего-то, а не само по себе, в нем нет своего другого, или, как говорилось выше, нет опосредство­вания. А это значит, что оно в этом отношении выступает как "нич­то". Само по себе, безотносительно к другим формам движения, оно ничего не предполагает. В то же время во взаимоотношении с други­ми формами движения, которые выступают по отношению к нему уже как реализация поступательности и во взаимодействии с ними (в сис­теме взаимодействия), оно обязательно предполагает себя во всем другом, во всех других формах, составляющих систему связи посту­пательности. Но не просто пребывает как таковая в этих более слож­ных формах, а выступает "зараженным" этим более сложным, в кото­ром механическая снимается.

Наконец, предъявляемому обычно требованию к началу быть все­цело формой без всякого содержания, быть совершенно абстрактным (10), совершенно всеобщим, механическая форма движения тоже вполне соответствует. Она, если рассматривать ее самое по себе, абстрактна и, будучи лишь чисто (и сплошь) количественным в себе движением (она знает только количества) [8, с. 567], в этом смысле является как бы односторонней формой, лишенной своего собственного содержа­ния. В этом отношении механическая форма движения выступает как сплошная форма. Не случайно Ф. Энгельс считает, что познание механического дви­жения, которое, как и всякая начальная форма, заключается в любом более сложном движении, "является первой задачей науки, однако лишь первой ее задачей" [8, с. 567] (11).

Все это понятно, если не упускать из виду, что "то, что есть пер­вое в науке, должно было оказаться и исторически первым" [12, с. 95].

Для Энгельса "само собою разумеется, что изучение природы движения должно было исходить от низших, простейших форм его и должно было научиться понимать их прежде, чем могло дать что-ни­будь для объяснения высших и более сложных форм его. И действи­тельно, мы видим, - говорит Энгельс, - что в историческом развитии естествознания раньше всего разрабатывается теория простого пере­мещения..." [8, с.391].

Характерно, что построение научной системы научного знания, осуществляясь как некоторая поступательность, как и всякая по­ступательность, находится в соответствующем отношении к свое­му началу. При формировании такой системы, как системы наук конкретного знания, последняя выступает в своей поступательнос­ти как аналог поступательности системы саморазвития форм мате­риального движения и вместе с этим как продолжение саморазви­тия все тех же форм движения и их поступательности. И точно так же, как первым, простейшим, начальным движением в действи­тельности является полностью соответствующее всем требованиям начала механическое движение, первой и началом в истории по­знания, в его поступательности в плане филогенетического разви­тия конкретных наук и построения системы наук выступает наука механика. Последующее построение и классификация всей систе­мы наук осуществляется поступательно, в соответствии с поступа­тельностью соотношения известных форм движения. Первое в на­уке должно было быть первым в истории действительности, второе, третье и т. д. в науке (физика, химия и т. п.) - аналогом поступа­тельности развития форм движения в их субординации (физичес­кой формы движения, химической и т. д.). Такое обусловлено тем, что наука как идеальная форма общественного сознания не имея собственного развития, выступает отражением развития матери­ального производства, которое на первых порах основывается на действии простейших орудий и механического их применения. Отсюда и обнажение законов механики прежде всего. Для вскрытия физических, химических законов потребовался более развитый уро­вень производства.

Интересно, что поступательность развития мышления как филоге­нез способов мышления, выступая в конечном счете как отражение действительного развития, как путь через все формы отношения со­знания к объекту тоже начинается с простейших форм мышления, к которым приложимы все требования, предъявляемые ко всякой по­ступательности и, в частности, к началу. Строится такое начальное мышление, такой способ мышления и его закономерности, его формы все на том же объективном материале, доставляемом все той же про­стейшей в действительности формой движения - механической, гос­подствующей в основе способа производства (12). Способ мышления, строящий движение своих абстрактных форм по законам, нашедшим свое выражение в традиционной формальной логике, построен в кон­це концов на внешних отношениях внешнего (абстрактного) движе­ния и его закономерностях, господствующих в основном в пределах механической формы движения. Не удивительно, что во времена гос­подства механики такой механистический способ мышления вполне соответствовал вскрываемым явлениям и мог выполнять даже роль метода. Таким образом, точно так же, как и начало всякой поступа­тельности, начало поступательности развития смены способов мыш­ления от одного способа мышления к другому в историческом плане начинается с элементарного способа мышления, с элементарной ло­гики, полностью соответствующей требованиям начала (и, вместе с тем, полностью соответствующей как способ мышления познанию элементарных внешних закономерностей, обнаруживаемых простей­шими формами практической деятельности в простейшей форме дви­жения). Всеми этими признаками и обладает традиционная формальная логика. Она и абстрактна, и выступает как чистая форма. В ней нет внутреннего перехода и опосредствования, нет внутренней необ­ходимой связи, она лишена имманентных различий в себе и т. п. По крайней мере она сама не в состоянии выразить поступательность в действительности, ибо сама в себе не обладает ею. "В старой логике перехода нет, развития (понятий и мышления), нет "внутренней, необходимой связи" всех частей и "Ubergang'a" ("перехода") од­них в другие" [12, с. 88]. Вполне понятно, что этот способ мышления не может претендо­вать на завершенность в развитии мышления. Он может быть только началом, первой ступенью в поступательности развития мышления и затем, как и во всякой поступательности, с возникновением нового, более высокоразвитого способа мышления - диалектического - быть включенным в него и снятым в нем. Этот элементарный способ мыш­ления, как и всякое "начало", в поступательности "тащит" себя в свое продолжение, в более сложную форму мышления, где он хотя и уходит на второй план, но не исчезает, а включив себя как момент, продолжа­ет свое существование и выполнение своих функций "начала" позна­ния уже в онтогенетическом плане. В каждом акте познания в онтогенезе снова и снова с этой ее функции начинается, обычно, поступательность процесса познания как углубления в сущность. Примерно то же самое мы наблюдаем в историческом развитии самого воззрения на разви­тие как движение от одной концепции к другой. Вторая "поглощает" первую, снимает ее в себе и т. д.

Нетрудно заметить, что принципы диалектики развития (и, в част­ности, принцип поступательности) распространены и на саму концеп­цию развития. Кстати, такое распространение необходимо, ибо только те принципы имеют смысл, которые "работают", будучи распростра­ненными на содержание самого принципа.

Исходя из этого, становление подлинного принципа развития, вер­ной концепции развития должно осуществляться не иначе, как посту­пательность со всеми ее атрибутами, включая и проблему начала, за­вершения.

Наконец, поступательное построение системы категорий, которая как некоторый принцип развития, система развития, должна быть ана­логом (как бы в застывшем виде) системы саморазвития вообще, в том числе и поступательности вообще, предъявляет все те же всеоб­щие требования к своему началу, к началу своего построения.

Не затрагивая пока вопроса о построении системы категорий в со­ответствии с требованиями поступательности, а также вопроса о том, как именно разворачивается и идет сама поступательность развития этого процесса, каков ее ход и т. п., не отклоняясь от рассматривае­мой проблемы начала поступательности вообще, остановимся на про­блеме начала системы категорий в плане тех требований, которые предъявляются к началу в поступательном развитии. В.И.Ленин не случайно отдает предпочтение для выведения сис­темы категорий в филогенетическом плане категориям, которые соот­ветствуют вышеприведенным требованиям "начала". Именно такими категориями В.И.Ленин считал предложенные Гегелем: "бытие, нич­то, становление (не беря иных)". В онтогенетическом плане они неза­менимы в процессе начала познания. Разумеется, что при этом нужно отбросить все идеалистические наслоения в гегелевской трактовке этих понятий. Но собственно диалектика их взаимоотношения в про­цессе начала познания в его материалистическом рассмотрении долж­на сослужить хорошую службу материалистической диалектике. Говоря о ""развитии" мышления в его необходимости" [12, с. 86] В.И.Ленин указывает: "категории надо вывести... исходя из простей­ших основных (бытие, ничто, становление (das Werden)) (не беря иных) - здесь, в них "все развитие в этом зародыше" [12, с. 86].

По-видимому, последующее развитие поступательности всей сис­темы категорий развертывает себя из этого начального зародыша в виде простейших категорий, которые выступают как основные (и ос­новные) исходные - начало. Видимо, это и есть та простейшая кле­точка, из которой развивается вся поступательность. В.И.Ленин не зря подчеркивает, что нужно именно выводить всю систему, всю цепь категорий из этой основы. Нужно выводить, развертывать, "вы­тягивать" всю цепь их из этих начальных, соответственно с логикой развития, диктуемой ими, их взаимоотношением. Выведя категории (формы человеческой деятельности) и установив некоторую систему взаимосвязи (ступени выделения человека из природы), мы получим и мышление в его необходимости, в поступательном развитии, в посту­пательной развернутости. Как и во всех других случаях развития поступательности из про­тиворечивого зародыша, и в этом рассматриваемом сейчас зародыше мы видим то же самое. Первое понятие - бытие, второе - небытие. Второе, отрицая первое, обеспечивает раздвоение, обострение противоречивости, но вместе с тем и связь и, таким образом, самодвиже­ние первого, утверждение в первом его другого, стремление к раз­решению.

Разрешением этих противоречий и установлением тождества противоположностей обеспечивается самодвижение и начало по­ступательности.

Все остальные категории развертываются в определенном поряд­ке и последовательности уже из этих начальных. И происходит это, видимо, соответственно тому, как обнаруживают себя в действитель­ности различные стороны того, что эти категории отражают, и в осно­вании чего лежит отражаемое вышеупомянутыми начальными катего­риями. Гегель не даром говорит, что первое для мышления должно быть первым в ходе движения мышления [16, с. 50]. Точнее, первое для мышления должно быть предварительно первым в ходе движения практики.

Эти начальные категории в дальнейшем развитии всей системы категорий будут незримо присутствовать в каждой из последующих категорий в снятом виде. Качество - количество, мера, безмерное, явление - сущность и т. п. категории раскрывают себя и свое взаимо­действие по определенной системе (в определенном порядке), выра­жающей собой развитие как восходящую систему, исходя из этих ос­новных, начальных. Вместе с тем последующие категории так или иначе будут содержать и снимать в себе те категории, которые послу­жили началом всей системы категорий. Больше того, они продолжают выполнять свою функцию, даже пребывая как исчезнувший момент в последующих категориях. Несомненно, что во всех категориях (а не только "количество-ка­чество") это единство бытия и ничто (становление) лежит в основа­нии, в качестве первой истины, от которой берет начало развитие ос­тальных категорий. В этих категориях как в основных и основных заключается суть и начало не только развития системы собственно категорий, но преж­де всего отражение непосредственно развития ступеней практичес­кого выхождения человека из природы. Речь идет не только о том, что через эти три категории можно выразить развитие категорий в виде системы или отразить развитие действительности в созна­нии, а и о том, что содержание этих трех категорий лежит в основе саморазвития действительности, опосредствованных формами практической преобразовательной деятельности и таким образом в ос­нове действительного развития вообще, включающего и развитие практики, производства, сознания и познания. В них, наверное, сле­дует искать "механизм" источника самодвижения, противоречиво­сти движения, в том числе и движения движения в знание. Они - выражение той простейшей клеточки, в которой заключена основа и сущность самодвижения как движения вообще, которое выступает содержанием диалектики вообще - "без трех слов". Здесь, по-ви­димому, заключается в зародыше весь принцип развития вообще. И это понятно, если вспомнить, что цель диалектики как теории познания и логики - познание противоречивости движения и вы­ражение этой противоречивости в логике понятий. Противоречи­вость же движения в том и заключается, что любая взятая форма бытия как форма движения есть одновременно и она и не она, един­ство бытия и небытия, становление.

Указанные категории своей "простотой" наилучшим образом осу­ществляют связь (переход) саморазвития объективной действитель­ности и развития познания, перелив первого во второе. Они сами явля­ются как бы единством бытия и небытия во взаимоотношении бытия и сознания. Они как бы опосредствуют связь, переход уже этих проти­воположностей. Они выступают как такие простейшие категории, кото­рые могут претендовать на роль категории как таковой, существующей почти слитно с объективным, не вычлененно, не дифференцированно, по­чти полностью "погруженной" в объективное, осуществляющей тож­дество (различий) бытия и сознания, обеспечивающей объективность содержания последнего.

Когда В.И.Ленин подчеркивает, что нужно именно выводить кате­гории, всю систему, всю цепь категорий из этой основы, то уже этим он указывает на существование объективного основания для построе­ния системы категорий, не допускающего произвола в выборе после­довательности категорий при изложении системы развития. Нужно выводить, развертывать, "вытягивать" всю цепь категорий, составля­ющих систему в целом (всю поступательность), из этих простейших категорий, соответственно с логикой развития, диктуемой ими, их вза­имоотношением, представляющем начало поступательности. Эти ка­тегории дают вполне определенное направление дальнейшему развер­тыванию поступательной системы категорий, получая для такого поступательного развития по восходящей объективное основание от предметно-практической деятельности человеческой (12).

Для выражения противоречивости движения с той или иной ее стороны можно брать те или иные понятия, находящиеся в единстве противоположностей (например, случайность - необходимость, не­прерывность - прерывность, количество качество и т. д. и т. п.). Та­кими же категориями, которые могут выразить суть, начало и ядро саморазвития, самую ее простейшую исходную "схему", являются на­званные Лениным бытие - небытие - становление. Все остальные - в некотором роде усложненная форма противоречивого "механизма", заключенного в этих простейших и первейших. И то, что такое единство бытия и небытия находит свое разреше­ние в становлении, указывает на активность такого начала, на то, что внутренняя противоречивость его порождает дальнейшее движение, превращение в каком-то направлении и, таким образом, предполагает движение в нечто третье, что, как мы уже видели, характеризует по­ступательность, указывает на зарождение последней.

В плане рассмотренной проблемы "начала", его места и роли в поступательности можно было бы рассмотреть самые различные об­ласти действительности, в том числе, например, проследить ход раз­вертывания поступательного развития в сфере деятельности, которая выступает как "клеточка", как "предельно абстрактная конкретность всех социальных процессов, всей общественной формы движения" (Ленин). Из этой "клеточки" предстоит развернуться всей совокупно­сти общественных отношений, всей материальной и духовной культу­ре как социальному явлению, как содержанию общественной формы движения (формы существования) материи. Но это не входит в задачу предлагаемого исследования.

Одной из черт принципа развития является скачкообразность раз­вития. К ней уже пришлось несколько раз обращаться по ходу раскры­тия сути развития. Не затрагивая всех проблем, связанных со скачка­ми, остановимся на некоторых сторонах этого вопроса и прежде всего на тех, вокруг которых концентрируются споры.

Большой помехой для правильного понимания того, что называет­ся в философии скачком, является то, что само понятие "скачок", бу­дучи взято в диалектику из арсенала понятий рассудка, продолжает тащить за собой обыденный смысл и внешние признаки, присущие его бытовому содержанию. Многим скачок представляется чем-то похо­жим на "прыжок" со всеми его отличительными особенностями, вроде резкости, быстроты, кратковременности и т. п. Подходя с такими критериями к рассмотрению процессов действи­тельности, но не встречая часто наглядного проявления резкости или кратковременности в качественных переходах тех или иных явлений (например, в биологическом развитии), исследователи приходят к вы­воду, что в этой области нет места скачкам.

Другие, зная положение материалистической диалектики о том, что любой переход от одного качественного состояния к другому обя­зательно скачкообразен, но представляя скачки упрощенно и не умея объяснить отсутствие удовлетворяющих представление наглядных примеров таких резких превращений, пытаются спасти положение, выд­вигая утверждение о так называемых "постепенных скачках", якобы существующих в природе наряду с "разовыми", а то даже и об эволю­ционном переходе от одного качества к другому.

Ошибка многих в том и состоит, что, изучив диалектику процесса качественного превращения на сумме конкретных примеров (типа превращения воды в пар), они стремятся увидеть нечто аналогичное, соответствующее этой модели, и в других областях. Усвоение не­скольких из бесконечного многообразия конкретных форм проявления скачков со стороны их частности, специфичности часто превращается в те деревья, за которыми леса не видно, ибо в таком случае за специ­фичностью проявления скачка упускается из виду общий "механизм" прерывности и абсолютизируется возводимый таким образом во все­общность тот или иной частный случай его.

Для того чтобы разобраться в скачкообразности тех или иных оп­ределенных процессов, нужно прежде всего правильно понять, что та­кое скачок и скачкообразность развития вообще, во всеобщей форме. И только применив выраженную в предельно всеобщей форме диалек­тику скачкообразности к любому конкретному случаю, можно будет получить верный конкретно научный результат.

В предельной же всеобщности суть скачка не заключается ни в кратковременности этого момента, ни в резкости и т. п., как иногда думают. Скачки в смысле резкости или быстроты протекания процес­са могут признавать и метафизики. Все эти качества, конечно, могут иметь место в процессе скачка, но это относится больше к внешним формам его протекания, которых бесчисленное множество и которые таким образом проявляют как лишь различные формы одного и того же - скачка (во всеобщем значении).

Увлечение рассмотрением форм скачков порождает деление скачков на так называемые разовые, или взрывы, и постепенные скачки. Одним из показателей первого вида скачка считают быстроту его реализации. Не касаясь сейчас проблемы, связанной с понятием "взрыв", о чем нами высказаны соображения в книге "К вопросу о диалектике взаимоотношения "скачка" и "взрыва" в процессе движения", заме­тим, что независимо от того, как называют тот или иной вид скачка, если его характеристика строится на показателе длительности, быст­роты и т.п., ошибки не избежать. Обусловлено это, в конечном счете, относительной природой того, что называется быстрым, длительным. Никто не может указать на тот объективный критерий, при помо­щи которого можно было бы разделить процессы на быстрые и мед­ленные и, соответственно, разовые скачки и постепенные. Где та гра­ница длительности, перейдя которую скачок не может считаться быстрым, и с этим разовым, и наоборот?

В качестве примера такого типа (быстрого, разового) скачка все­гда приводят Октябрьскую революцию. Мы не будем сейчас разби­раться в том, что авторы, обращающиеся к этому примеру, нередко допускают неточности в характеристике Октябрьской революции, сводят ее осуществление к нескольким дням и т. п., а ограничимся толь­ко одним вопросом: если Октябрьский переворот считают разовым скачком, который, как пишут в некоторых работах, проходил десять дней, и это, считается, настолько быстро, сколько нужно, чтобы отнести этот скачок к типу "разового", "взрыва", то оставался бы этот скачок скачком такого типа, если бы процесс продлился двадцать дней, месяц, или год, или десять лет и т.д.? И где та граница длительности, после которой так называемый разовый скачок перестает быть разовым и становится по­степенным? К тому же, что меняется в самой сущности скачка, револю­ции от того, что он протекает несколько быстрее или медленнее?

Ничего. Главное ведь то, что это - разрешение противоречий, за­вершение их постепенного развертывания, прерывание движения в од­ном качестве и превращение в другое, противоположное. А в этом плане такое деление по длительности вообще ничего не дает. Да оно, как ви­дим, и невозможно.

Роль процесса качественного превращения, со стороны которого он выступает как скачок (перерыв), совершенно нейтральна, безраз­лична к форме его протекания, а есть перерыв, - и только. И незави­симо от того, как проходит этот процесс - медленно или быстрее, сразу, целиком или по частям, сконцентрирован он или несколько растянут, - от этого его роль перерыва определенной постепенности не пере­стает быть той же, и качественный результат таких переходов будет принципиально один и тот же.

Пожалуй, ни одна другая черта развития не пользуется таким массо­вым вниманием, как "скачок". И в этом, видимо, ее беда. В результате частого употребления по всякому поводу "скачок" получил несколько аб­солютизированное выражение. Привычка к эмпирическому рассмотре­нию и неумение довести понимание "скачка" до категориального уровня вырабатывает представление, будто существуют какие-то процессы, бы­тующие в действительности, которые являются сами по себе скачками как таковыми.

В самом же деле существуют качественные превращения, разреше­ния противоречий, одна из характеристик, особенностей которых зак­лючается в том, что такой момент качественного превращения прерыва­ет постепенность. В том отношении, в каком осуществляется этот перерыв, т. е. по отношению к определенной постепенности, он и выс­тупает как прерыв, "скачок". В связи с этим можно сказать, что каче­ственное превращение можно рассматривать с разных сторон. Каче­ственное превращение как разрешение противоречий, как единство бытия и небытия, как перерыв определенной постепенности (скачок).

Поскольку движение осуществляется не как бесконечное посте­пенное увеличение или уменьшение, а противоречиво, с развертывани­ем противоречий, разрешением их и созданием нового единства противо­положностей и, благодаря этому, пульсирующе, циклично, с перерывами постепенности в ходе саморазвития (когда движение, исчерпывая себя в одной форме, прекращается в этой форме и продолжается в другой и затем снова прерывается и продолжается и т. д.), то мы говорим, что движение имеет скачкообразный характер и представляет собой узло­вую линию мер. И действительно, если реализуется движение в той или иной форме как единство количества и качества (мера), то смена форм движения представляет собой бесконечное разрушение и созда­ние мер (единств количества и качества).

Таким образом, скачок - это характеристика качественного пре­вращения, с одной из сторон и именно с той, что это перерыв посте­пенности. Смысл же этого не в длительности, не в резкости и тому по­добных эффектах внешнего порядка, а в том, что нечто, количественно изменяясь в результате прибавления или убавления количества определенных качеств, составляющих своим единством меру данного ка­чества, вдруг прерывает это изменение и превращается в нечто со­вершенно иное, не похожее ни на то, что накоплялось, ни на то, в чем накоплялось. Независимо от того, какова длительность этого процес­са, суть его в одном - разрушение одного единства количества и ка­чества (меры) и создание другого единства количества и качества. Ничего другого в диалектическом понимании "скачок" не означает. Как уже упоминалось, даже накопление или убавление однородных ка­честв ведет к нарушению единства количества таких качеств и скачком порождает совершенно новое качество. (Вспомним известный пример Ф. Энгельса о солдатах Наполеона и мамлюках. Различные количествен­ные объединения одних и тех же солдат приводили к проявлению различ­ных качеств.) В этом плане понятием "скачок" характеризуется именно та сторона качественного превращения, которая выступает показате­лем того момента, что в результате еще одного шага в определенном (том же самом) направлении происходит переход в противоположность.

Чтобы понять эту суть скачка и не сводить его ни к каким так назы­ваемым формам и т. п., нужно четко уяснить суть меры как единства ко­личества и качества и прежде всего то, что каждое нечто обусловлено своей мерой, своим единством определенного качества и количества. При этом нужно иметь в виду, что качества, которые включаются в един­ство с определенным количеством, и качество, мерой которого явля­ется данное единство - не одно и то же. Например, определенное ко­личество таких качеств, как натрий и хлор, составляет собой меру такого совершенно иного качества, как поваренная соль. Последняя не просто сумма натрия и хлора. Нетрудно также убедиться, что та­кое качество, как вода, отличается от качеств водорода и кислорода, которые в определенном количестве включаются в меру качества "вода". И хотя кроме водорода и кислорода в составе воды ничего иного нет, но последняя не сводится к сумме водорода и кислорода (ни утолять жажду, ни поливать растения водородом и кислородом невозможно), между этими качествами перерыв (скачок) (15).

Отсюда и получается так, что накапливается одно - в другом, которое до поры до времени не перестает быть собой, а потом появля­ется нечто третье, не похожее ни на то, что накоплялось, ни на то, в чем накоплялось (новый синтез). Например, происходит количествен­ный рост производительности труда, а в результате получается каче­ственное изменение (скачком) социальных, производственных отно­шений людей. В этом весь смысл того, что называется скачком, а не в быстроте и т. п.

Такое понимание скачка не оставляет места примитивному плос­ко-эволюционному представлению о развитии, как о появлении в ста­ром "крупинок", "элементов" нового, которые якобы со временем на­чинают преобладать над старым и вытесняют его. Характерно, что при таком метафизическом подходе остается неясным вопрос, откуда берутся эти "крупинки". Получается, - в свою очередь, из еще более мелких крупинок, те тоже из еще более мелких и т. д. по линии анали­тического уменьшения. Это старая давно известная эволюционистс­кая метафизическая картина развития, раскритикованная К. Марксом, Ф.Энгельсом, В.И.Лениным, Г.В.Плехановым еще в прошлом веке. Известно, что такой взгляд есть следствие того, что рассудочное мыш­ление не справляется с диалектикой единства бытия и небытия. Диа­лектический переход, который, по словам В. И. Ленина, характеризует­ся скачком, противоречивостью, перерывом постепенности, единством (тождеством) бытия и небытия [12, с. 256] остается ему неизвестным.

Само то, что называется скачком, характеризует качественное превращение, разрешение противоречий, переход в противоположность как обнаженное единство бытия и небытия. Суть такого состояния в том, что это и уже не то, что было, но еще и не то, что будет. Такого рода моменты В.И.Ленин называл периодами интенсивной решаю­щей борьбы между умирающим старым и рождающимся новым, между побежденным, но не уничтоженным старым и родившимся, но совсем еще слабым новым. Этот момент осуществляет через такой перерыв и качественное превращение (перестройку), перенос движения (кото­рое не может продолжаться в том же самом, исчерпавшем себя каче­стве) в новую форму и обеспечивает продолжение его (через перерыв) в другой форме, в другом качестве. Выступая как некоторое определенное ничто, он уже этим сразу же является некоторым определенным дру­гим нечто. В чем и заключается суть этого момента как скачка. Прерывая конкретную форму движения, скачок обеспечивает продолжение движения вообще. Не случайно последнее с наибольшей яркостью обнажается именно в такие периоды качественных превращений. В эти же моменты наилучшим образом осуществляется познание сущ­ностных закономерностей всеобщего движения.

Нетрудно заметить, что такой взгляд на скачок и скачкообразность развития несовместим с представлением о скачке как о существую­щем в действительности специальном процессе-скачке как таковом.

Не прерывая движения вообще, скачок выступает как относитель­ный. Это и в том смысле, что он не абсолютно прерывает движение, а осуществляет непременный переход, перенос движения через пере­рыв, и в том смысле, что он имеет значение прерыва лишь по отноше­нию к той форме движения (исчерпавшей себя), которую он прерывает. Он прерывает определенную конкретную, в каждом конкретном случае свою постепенность (эволюцию), подготовившую и породив­шую его из себя для прерывания себя. По отношению к ней он только и является перерывом, только и имеет смысл скачка, а не сам по себе. Сам же по себе он никакой не скачок. Он не может быть перерывом иначе как перерывом чего-то. По отношению и в связи с этим преры­ваемым мы только и можем его рассматривать. Сам по себе это не специальный процесс, а самый обычный, который, кроме прочего, и лишь в определенном отношении, а точнее, по отношению к тому про­цессу, постепенность которого он прерывает, выступает скачком, прерывом. В этом смысле, подобно тому, как в мире "существуют не ка­чества, а только вещи, обладающие качествами" [8, с. 547], так нет и скачков самих по себе, скачков как таковых, раз и навсегда существу­ющих в действительности, и на которые можно указать пальцем, а есть процессы, обладающие скачками, как бы выступающие в роли скачка. Эта роль скачка присуща моменту разрешения противоречий и выступает таковым лишь относительно к тем противоречиям, кото­рые получают здесь разрешение.

В других отношениях этот же самый процесс может выступать в роли постепенности, которая со временем, в ходе своего развертыва­ния, потребует своего перерыва, завершающего уже эту постепенность. Еще в другом, он же может выступать как часть постепенности, или составная часть еще какого-то прерыва в другом масштабе, или, на­конец, сам состоять весь из целого ряда постепенностей, завершае­мых своими прорывами.

Взятый во всеобщих универсальных связях, любой такой момент, как любой процесс действительности, есть всегда единство перерыва (скачка) и постепенности. Все объективные процессы, в том числе и те, которые в определенном отношении выступают прерывами, скач­ками, представляют собой не просто разделенные на только постепен­ные или только прерывы, а есть единства того и другого.

Но таким единством того и другого некоторый процесс, несущий на себе характеристику скачка, выступает только во всеобщих свя­зях. Как только мы будем рассматривать его в его собственной сис­теме развертывания и разрешения противоречий в имманентном само­развитии определенного явления, то такой конкретный скачок (а точнее то, что выступает собственно скачком), по отношению к тому, что его порождает, и что он прерывает, и имеет смысл как определенный ска­чок, он выступает как только прерыв, при всей постепенности, ибо не продолжает постепенность и, соответственно, противоречия, подгото­вившие и породившие его, а только прерывает, прекращает их. "...При всей постепенности, переход от одной формы движения к другой все­гда остается скачком, решающим поворотом" [7, с. 66]. (То же самое относится и к постепенности, которая имеет смысл таковой только по отношению к своему прерыву). Здесь, несмотря на единство постепенности и скачка, эти противопо­ложности как бы взаимно исключают друг друга. В том отношении, в ка­ком этот (непрерывно-прерывный) процесс выступает в роли перерыва, то есть по отношению к тому процессу, постепенность которого он пре­рывает, - это только перерыв (при всей своей постепенности), в том же отношении, в котором он выступает как постепенность, - он только по­степенность, какую бы прерывную роль он ни играл в последнем.

Когда говорится о конкретном отношении, то в данном случае имеет­ся в виду не то, что обычно противопоставляется рассмотрению про­тивоположностей в одном и том же отношении. Последнее здесь сра­батывает с такой же необходимостью, как и в любом другом случае единства противоположностей. И любой рассматриваемый процесс выступает как именно такое единство постепенности и прерыва в од­ном и том же отношении. Вместе с тем природа развертывания про­тиворечий такова, что последние свое движение и разрешение осуще­ствляют по этапам, каждый из которых как таковой имеет смысл только по отношению к другому. Поэтому, при всем единстве постепенности и прерывности в одном и том же отношении, любой из таких момен­тов в системе саморазвития имеет смысл по отношению лишь к другому - своему противоположному. И постепенность, заключающуюся в процессе, выступающем в роли скачка, нельзя путать с постепенно­стью, предшествовавшей, подготовившей и породившей данный пере­рыв себя. При всей постепенности в этом, одном и том же, отношении она же не является постепенностью к той постепенности, которую дан­ный процесс прерывает. Она не продолжение той постепенности, а только перерыв, прекращение ее. А эта своя, скажем, внутренняя постепен­ность (в скачке) уходит на второй план.

Если же мы оторвем одну из сторон - постепенность или прерыв - от другой, то это значит, что мы разрушаем какой-то конкретный про­цесс, разрываем его этапы развития. Этим нарушается данное един­ство, и такой оторванный процесс (одна сторона) без конкретной про­тивоположности теряет смысл как то или другое, как непрерывность или прерыв. Он становится сразу и тем, и другим - единством своих противоположностей, перестает быть стороной и вместе с этим утра­чивает ту роль, в которой он выступал, будучи стороной, - роль прерыва или непрерывности.

В категориальном плане скачок и постепенность находятся во вза­имопроникновении. Стоит нам рассмотреть любой момент действи­тельности во всеобщих универсальных связях, и он в самом деле бу­дет одновременно и постепенным, и прерывом. Вместе с тем, поскольку в мире нет каких-то таких явлений, которые были бы только прерывами, скачками самими по себе, а другие - только постепенностями, а в этой роли выступает обычный прерывно-постепенный процесс, то не­что, выступающее перерывом какой-то постепенности, по отношению к этой постепенности является только перерывом, но не постепеннос­тью. Как и наоборот, постепенность по отношению к тому своему скачку, который ее прерывает, может быть только постепенностью при всем том, что этот постепенный процесс может содержать в себе прерывности или быть постепенным сложением ряда каких-то пере­рывов. Т.е. точно так же, как любой качественный переход при всей постепенности всегда есть скачок, так и постепенность при всей пре­рывности всегда есть постепенность. Та прерывность, которая в ней содержится, является прерывностью вовсе не в том отношении, в ка­ком она выступает постепенностью, и она не прерывает данной посте­пенности, как и заключающаяся в скачке постепенность вовсе не есть продолжение той постепенности, которая его породила для прерыва­ния себя. Другими словами, так как каждый конкретный скачок пре­рывает всегда определенную, породившую его постепенность, по отношению к которой он, собственно, и имеет смысл прерыва чего-то, то он никак не может быть в этом же отношении еще и постепеннос­тью, т. е. какой-то постепенностью постепенности. Отношение преры­ва и непрерывности аналогично отношению отца и сына. Один и тот же человек не может быть в одном и том же отношении и отцом и сыном. По отношению к своему сыну он является только отцом и не может быть еще и сыном. И, наоборот, в том отношении, в каком он является сыном, т. е. по отношению к своему отцу, не может быть од­новременно отцом. Противоположности, как мы видим, нашли свое единство в одном и том же человеке, который выступает в противопо­ложных ролях, будучи одновременно и тем и другим (и отцом и сы­ном), но тем в одном конкретном отношении, другим - в другом.

Если не учитывать такое взаимоисключение, так же, как и не при­нимать в расчет вышеупомянутую относительность скачка, то это при­ведет к путанице. Сперва определенные процессы называют скачком - раз и навсегда, безотносительно, а потом, обнаружив, что этот про­цесс также и постепенный, называют его "постепенным скачком", наивно пытаясь в таком понятии выразить неразрывность прерывности и по­степенности. При этом, как правило, забывают, что в том отношении, в каком он - скачок, перерыв постепенности, он не постепенность, а в том, в каком он постепенность - не скачок. Выражение "постепенный скачок" бессмысленно. Когда соединяют "скачок" и "постепенность" в одно выражение "постепенный скачок", или "эволюционный пере­ход", то получается формальное внешнее эклектическое соединение, отождествление самостоятельных и взаимоисключающих сущностей. Совсем другое дело, когда говорится, что "при всей постепенности пе­реход есть всегда скачок" (Энгельс). Здесь не смешивается та посте­пенность, которая подготовляет свое прерывание, отрицание - скачок и тяготеет к нему, с той, которая заключается в скачке, но снимается и уходит на второй план.

Оттого, например, что в период революционного скачка 1917-1936 гг. в нашей стране имел место целый ряд своих постепенностей и их прерывов, революция не перестает быть революцией, скачком, так как не продолжает постепенное развитие капиталистического способа произ­водства в целом, а прерывает его, прекращает. При всей постепенности процессов, имеющих место в период революционного скачка и представ­ляющих собой мероприятия революционного периода, будь то постепен­ная индустриализация, постепенное кооперирование крестьян или по-степенное обучение населения грамоте и т. д., - все это, конечно, не есть продолжение (количественное) той постепенности, которая пред­шествовала революции и, подготовив ее, породила этот революцион­ный период, а - революционные мероприятия, содержанием которых является прерывание, искоренение, преодоление предшествовавшего строя (качества) и его остатков; и в такой связи все эти мероприятия, вместе взятые, составляют только прерыв. Хотя то, что они составля­ют революционное содержание прерыва в общественных отношениях, вовсе не отрицает их своей постепенности. Известно, например, что каждая из упомянутых постепенностей завершается прерывом своего масштаба в виде промышленной революции, аграрной революции, культурной революции и т. д. Больше того, из целого ряда таких по­степенностей вместе с их завершениями, в свою очередь, складыва­ется постепенность, охватывающая весь революционный переходный период, итогом которого также является новое качество: полная побе­да социализма. Но поскольку все это входит в содержание революци­онного периода перехода от капитализма к социализму, весь этот пе­риод целиком есть только перерыв, скачок, но не постепенность, не эволюция (16). Всякие разговоры о том, будто качественные переходы бывают двух видов - революционный или эволюционный - верх без грамотности. Если это действительно качественный переход, то только революционный скачок, если же процесс эволюционный - то это никакой не переход, а продолжение количественного роста того что было на прежнем основании, который ничего нового не несет.

Именно непонимание диалектики взаимоотношения прерывности и постепенности привело некоторых философов к получившей рас­пространение формуле: "скачки, осуществляемые путем постепенно­го накопления элементов нового качества и постепенного отмирания старого качества". Эта формулировка получила довольно широкое распространение, хотя она не вносит никакой ясности в действитель­ное положение вещей. Не удивительно, что о том, чем отличается так называемая качественная постепенность путем накопления элементов и т. д. от обычной эволюционной количественной постепенности, никто ничего вразумительного сказать не может. Бытующая в учебной лите­ратуре предостерегающая фраза о том, что переход от старого каче­ственного состояния к новому путем постепенного накопления элемен­тов нового качества и отмирания старого качества нельзя смешивать с эволюционной формой движения, вовсе не показывает этого отличия.

Если же проанализировать многочисленные факты, то нетрудно заметить, что, хотя процесс качественного превращения (скачка) и осуществляется часто через некоторый ряд перерывов, в результате которых появляются отдельные качества, этот ряд таких накоплений по отношению к переходящему через него качеству (и соответственно тем противоречиям, которые через него разрешаются) не является постепенным накоплением качества ("элементов") нового, того ново­го, в которое при этом совершается переход. И то, что будет после окончания этого непрерывного ряда перерывов, опосредствующего пе­реход, то есть действительно новое по отношению к предыдущему, не будет похоже ни на один из членов этого ряда, ни на всю их сумму вмес­те. Оно будет совершенно новым и по отношению к тому, из чего оно появилось, и по отношению к тому, посредством чего осуществлялся переход к этому новому качеству. То же, что в этом ряду постепенно, как постепенность проявляется в другом отношении, в котором вовсе не является скачком, а выступает лишь количественным накоплением, которое приведет уже к своему новому качеству, потребовав для это­го своего перерыва уже этой постепенности. Следовательно, если речь идет о накоплении элементов, да еще и постепенном, то это не может быть накоплением нового, которое как новое возможно только после перерыва и наступит, в данном случае, лишь после того, как это постепенное накопление достигнет определенной своей узловой точки и будет прервано своим перерывом. Конечно, даже в ходе коли­чественного накопления накапливается не какое-то абстрактное коли­чество, а непременно количество каких-то качеств, каждое из которых возникает в свою очередь, в своем масштабе в результате скачка. Но при всем том, что появляются в своем отношении новые качества, -они не новое в том отношении, в каком накапливаются. Т.е. они не то, что будет новым в результате накопления и завершения скачком.

И так в любом случае, новое всегда до своего появления имеет пе­рерыв и является непосредственным результатом, продуктом такого момента перерыва. А это делает несовместимыми понятия "постепен­ное накопление элементов" и "новое", ибо в том отношении, в каком это новое, оно не постепенное накопление, а в том, в каком это посте­пенное накопление, - оно еще не новое (до перерыва). Между тем и другим всегда перерыв, который разделяет собой постепенное накоп­ление и новое качество, а также опосредствует переход первого во второе. Не меняется положение, если накапливаются в подобных слу­чаях даже однородные качества, каждое из которых появляется, в свою очередь, прерывно, скачкообразно. Дело в том, что любое коли­чественное постепенное накопление или убавление является убавле­нием или накоплением всегда определенного (в каждом конкретном случае своего) количества определенных (в каждом конкретном слу­чае своих) качеств. Появившись каждое в отдельности посредством своего скачка в результате разрешения своих противоречий в своем масштабе и отношении, в другом отношении, в котором они являются частью чего-то, - остаются лишь количественным накоплением. Вполне понятно, что ни одно из качеств, составляющих такое накопле­ние, еще не есть то, что будет после перехода этого накопления за границы меры и перерыва уже этой постепенности. Точно так же это будет и не то, чем является простая сумма их, ибо на определенном этапе этого количественного накопления, завершающегося перерывом, происходит перестройка взаимодействия даже однородных накаплива­ющихся качеств, и - появление совершенно нового качества. В свою очередь, и это новое качество при всем том, что оно появилось пре­рывно в данном своем масштабе и основании, остается лишь количе­ственной единицей в другом масштабе и основании. И в этом плане определенное постепенное накопление этих качеств приведет к нару­шению своей конкретной меры, своего единства определенного коли­чества таких качеств и к переходу через этот перерыв еще в другое качество. И так до бесконечности в мировом круговороте.

При этом у каждого из бесконечного множества качеств своя мера (как свое единство качества и количества), которая обусловли­вает существование определенного качества как данного. В то же время каждое из этих качеств является составной частью какого-то количества таких определенных качеств, составляющих меру другого качества. Части в этом случае остаются до поры до времени количе­ством по отношению к вещи в целом. И хотя качества составных час­тей входят в меру качества данной вещи в целом, в ней они выступают с количественной стороны, как бы снимая при этом свое каче­ственное состояние. Между таким качеством части и качеством цело­го существует всегда перерыв, через который они переходят друг в друга, как количество (старого качества) в качество (новое).

Отсюда и получается, что прибавление определенного количества каких-то определенных качеств всегда ведет к своему другому каче­ству, которое совсем не то, что накоплялось.

Рассматривая то или иное явление объективной действительности, мы видим, что, например, организм состоит из клеток, то есть из определенного количества определенного качества, но он не просто сумма клеток, а совершенно иное, чем их сумма и, тем более, чем каждая из них. Клетки, в свою очередь, состоят из определенного ко­личества определенных качеств (различных химических элементов). Но ни одно из этих качеств, которые составляют данное количество, ни их сумма не являются тем качеством, которое характеризует клет­ку как данное качество. Точно так же нельзя сказать, что атомы, со­ставляющие молекулу, похожи на то, что они составляют, и т. д. Меж­ду всеми этими качествами всегда перерыв, который и обусловливает качественные определенности существования вещей, их различия между собой и опосредствует их переходы друг в друга.

Чтобы не запутаться в таком сложнейшем переплетении взаимо­проникающих и непрерывно переходящих друг в друга количеств и ка­честв, нужно из многих противоречий, которые обусловливают пере­плетающиеся и взаимопроникающие качества, уметь вычленить именно те, которые обусловливают каждое данное качество. Так, разрешение противоречий масштаба клетки дает через скачок новое качественное состояние именно в отношении клетки. Но это же изменение остается лишь количественным по отношению к противоречиям организма в целом, который от такого изменения не перестал быть тем же орга­низмом. Для качественного же изменения организма необходимо раз­решение своих противоречий и т.д.

Таким образом, то, что является новым качеством по отношению к клетке, - совсем не новое (ибо снимает себя в количестве) по отно­шению к тому, в меру чего эти качества включаются, то есть по отно­шению к такому качеству, как организм в целом. Важно при этом точ­но знать, в каком конкретном отношении данный процесс выступает количественным, а в каком - качественным. И в этом отношении, в каком он прерывает определенную свою постепенность, в том масштабе, в каком это есть разрешение определенных противоречий, он выступает как качественное изменение, как новое. В том же отноше­нии, в каком это изменение выступает как еще один элемент в ряду количественных накоплений, - это изменение не новое, а остается в рамках старого, как количественное изменение самого старого.

Если не учитывается конкретный масштаб, как и конкретное отно­шение, в котором осуществляется качественный перерыв или посте­пенность, то это нередко приводит к подмене одного другим. Приме­ром подобной подмены как раз и является утверждение некоторых авторов, особенно среди биологов, будто в старом качестве зарожда­ются крупинки нового качества, которое, постепенно накопляясь, как бы вытесняет старое качество и утверждает себя. В действительности же то, что зарождается в старом (еще не ро­дилось), - еще не то, что будет после рождения, после разрешения противоречий, после скачка. (А между старым и новым всегда пере­рыв). Новое же не появляется в старом как новое, а существует в нем лишь как тенденция нового, стремление к новому, как одна из проти­воположных сторон внутренних противоречий старого, противоречий, обусловливающих существование самого старого и движущих это са­мое старое вплоть до перерыва. Между новым и старым всегда пере­рыв, который опосредствует переход. Следовательно, все упомянутые крупинки, или элементы, о зарож­дении которых идет речь, находясь по ту сторону перерыва (до пере­рыва), не могут претендовать на новое, а создаются старым для са­мого старого и остаются в его сфере вплоть до скачка.

Например, "капитализм, - пишет В. И. Ленин, - сам создает свое­го могильщика, сам творит элементы нового строя, и в то же время, без "скачка", эти отдельные элементы ничего не изменяют в общем по­ложении вещей, не затрагивают господства капитала" [13, с. 65-66].

Пролетариат, являясь могильщиком капитализма, порожден самим капитализмом как нужный ему класс, без которого капитализм не мо­жет существовать.

Для существования такого качества, каким является капитализм, нужно, по словам Маркса (17), чтобы встретились два человека, один из которых имел бы капитал, а второй не имел бы ничего, никакой соб­ственности, кроме рабочих рук, которые он вынужден продавать первому. И именно он, как переменный капитал (группа V) создает при­бавочную стоимость и богатство капиталисту.

Таким образом, пролетариат появляется вместе с появлением ка­питализма как его "неотъемлемая часть", как противоположность буржуазии, как его свое внутреннее отрицание. Единство этих проти­воположностей и составляет внутренние противоречия, обусловливаю­щие качество - капитализм. Но единство этих противоположностей относительно. Это значит, что с самого начала появления качества капитализм оно раздвоено, и по мере его развития усиливается и раз­двоение единого. Чем больше капитализм стремится к утверждению себя, к процветанию, тем ближе он к своей гибели, так как для полу­чения прибыли буржуазия должна увеличивать армию пролетариата и этим усиливать противоположную буржуазии сторону, отрицающую данный строй, ведущую к перерыву капиталистического развития. Именно в подобной противоречивости, а она присуща любому ка­честву, и заключается источник движения как движения скачкообраз­ного, непрерывно-прерывного. В борьбе противоположностей такое раздвоение единого, наконец, доходит до высшей точки - социалисти­ческой революции (скачок), которая прерывает постепенное развитие капитализма, приводит к победе отрицающей стороны, к победе про­летариата, который, в свою очередь, в ходе социалистической револю­ции ликвидирует себя как пролетариат и переходит в свою противопо­ложность, как и все старое общество в целом. На основании такого революционного переформирования по осно­ванию мы и говорим, что новое не похоже на то, что накоплялось в старом, и наоборот, то, что появляется и накапливается в старом, не похоже на новое, а между первым и вторым происходит прерыв, ска­чок, революция и переход в противоположность. Это "ревизионисты считают фразами все рассуждения о "скачках"... они принимают ре­формы за частичное осуществление социализма" [13, с. 66]. Реформизм считает, например, возможным превращение муници­палитетов в островки, части социализма в недрах капитализма и т. п.

Конечно, ни о каких элементах, крупинках нового социалистическо­го качества в недрах старого - капитализма - не может быть и речи. Как и надежды социал-демократов заполучить результат путем со­вершенствования составных частей капитализма - безнадежное дело. Это будет усовершенствование диктатуры буржуазии. Лишь социалистическая революция, которая прерывает постепенность развития капиталистического способа производства, всю историю товарного производства, все непрерывное развитие форм отношений гос­подства и подчинения, устанавливает качественно новую форму отноше­ний, противоположную всем предшествовавшим. Этим заканчивается предыстория человечества и начинается настоящая его история.

Возможность такого внутренне противоречивого существования изменения, когда оно выступает одновременно и качественным и ко­личественным, объясняется самой такой относительной природой ко­личества и качества. Между тем и другим нет какого-то такого разли­чия, которое ставило бы их в положение самостоятельных сущностей. Ф. Энгельс предостерегал от противопоставления количества и ка­чества и называл безоговорочно метафизическим взгляд, по которому "...качество и количество являются абсолютно различными категори­ями" [8, с. 548]. По его мнению, такое представление навеяно господ­ствующей механистической точкой зрения. Поскольку в основе меха­нического движения лежит количество, то взгляд на все явления действительности с таких позиций сводится к убеждению, что каче­ственные различия поддаются объяснению лишь постольку, поскольку они могут быть сведены к количественным различиям, к измеряемым величинам и т. п. Между прочим, такое мнение получило широкое рас­пространение и в наше время. Правда, сегодня подогревают это убеждение уже не успехи механики, а математики.

Но, как уже упоминалось, даже числа не остаются только количе­ственными, а представляют собой и качественно различные сущнос­ти. Рассматривать сегодня категорию количества и качества раз­дельно и вне взаимопроникновения, не как тождество различий было бы большой ошибкой. Количество это отрицающее себя качество. И мы видели, что само качество, включающееся в меру определен­ного нечто, снимается в количестве и остается лишь количественным по отношению к качеству, в меру которого оно входит. (Поэтому каче­ство целого никогда не сводится к качествам, составляющим его как некоторые части. Например, качество атома не сводится к качествам или сумме качеств электронов, протонов, нейтронов.)

Благодаря такому внутреннему проникновению количества и каче­ства, малейшее изменение того или иного нечто в какой-нибудь связи непременно является качественным изменением.

Если при этом вспомнить, что в роли скачка выступает не какой-то специальный процесс, а обычный "рядовой" непрерывно-прерывный, то получается, что любой процесс в бесконечных мировых свя­зях, в каком-нибудь отношении, да выступает как скачок, как перерыв какой-нибудь постепенности. И в этом отношении понятно выражение Ф. Энгельса: "в природе нет скачков именно потому, что она слагает­ся сплошь из скачков" [8, с. 586].

Часто это положение комментируют как выражение того, что большие скачки состоят из более мелких скачков, те в свою очередь из еще более мелких и т. д. до бесконечности. С нашей точки зрения, это - путь объяснения с позиций метафизического аналитизма, кото­рый стремится составить скачки в чисто количественном плане. Иногда стараются представить дело так, будто имеется в виду рас­пад качественного перехода на огромное количество качественных из­менений меньшего масштаба (что-то наподобие матрешки) и проте­кание его в виде так называемого постепенного перехода. Наше отношение к такого рода псевдоскачкам уже было высказано.

Совсем по-другому раскрывается мир "сплошь из скачков", если каждое явление рассматривать как движение, превращение (кроме ко­торого ведь в мире ничего, иного нет) и, значит, как постоянное ста­новление. С точки зрения диалектики всякое нечто есть единство бытия и небытия. А ведь именно так характеризует В.И.Ленин диалектический переход, когда говорит, что диалектический переход от недиалекти­ческого отличается: "Скачком. Противоречивостью. Перерывом по­степенности. Единством (тождеством) бытия и небытия" [12, с. 256].

Рассмотренная во всеобщих связях любая форма движения зак­лючает в себе именно такое содержание. Противоречивую, непрерыв­но-прерывную в своей сущности, в своем способе существования при­роду иначе и нельзя мыслить. И в этом отношении она состоит сплошь из скачков.

Подлинной истинностью в таких мировых связях обладает пре­вращение, революция. Именно это есть то единственно абсолютное, с признанием чего связана материалистическая диалектика, диалек­тическое понимание развития. Постепенность, эволюция - это лишь некоторый момент (относительный) развития.

Лишь поняв суть относительности количества и качества, можно правильно уяснить формулу Ф. Энгельса о "переходе количества в ка­чество и обратно". Многие думают, что в такой формулировке закона имеются в виду переходы количества в качество и, отдельно, наряду с этим, переходы качества в количество. На основании такого взгляда начинают искать в природе примеры переходов того и другого типа, будто мир состоит из этих двух вариантов переходов, и нужно только находить те или другие из них - переходы количества в качество и пе­реходы качества в количество.

На наш взгляд, такое разделение ошибочно. Есть не переходы ко­личества в качество и, отдельно, качества в количество, а один пере­ход, который есть переход количества в качество и обратно. Т. е. это одновременно обоюдосторонний переход. Иначе и не может быть, ибо переход осуществляется фактически от одной меры (единство определенного количества определенного качества) к другой мере (к другому единству количества и качества). Сам момент перехода есть разрушение одного единства количества и качества и созидание, фор­мирование нового единства количества и качества на новом основа­нии. Поэтому сказать, что происходит переход только количества в качество, а в другом случае только качества в количество, нельзя. Выход видят иногда в том, что заменяют энгельсову (и гегелевскую) формулировку закона "перехода количества в качество и обратно" вы­ражением: "переход от одного качественного состояния к другому ка­чественному состоянию путем количественных изменений". Но этим убивается, на наш взгляд, сама суть закона. И дело здесь не только в том, что при такой формулировке создается впечатление, будто сам переход осуществляется путем количественных изменений, но прежде всего в том, что устраняется указание на то, что переходит в момент разрешения противоречий именно количество в качество и обратно - качество в ко­личество. А суть диалектического перехода именно в этом.

Конечно, легче обнаруживается то, что, до поры до времени, из­менения идут постепенно, в виде некоторого накопления, а потом пос­ле скачка образуется новая форма движения и продолжается движе­ние уже в этой новой форме. Эта сторона дела и нашла свое отражение в выражении: "переход одного качественного состояния в другое каче­ственное состояние". Но главное в законе как раз то, что именно само количество переходит в качество и обратно. Понимание сути относи­тельности и взаимопроникновения качества и количества как раз и по­зволяет правильно решать этот вопрос. И если в таком взаимопрони­кающем единстве этих противоположностей последние выступают как в сущности одно, где количество есть отрицательность качества, его свое другое, и в этом смысле в каждый данный момент имеется диалектический "переход", то тем более понятен этот переход в период скачка. Здесь нужно только проследить, как осуществляется пере­стройка одного единства (взаимопроникновения и взаимопревраще­ния) количества и качества (меры) в другое единство, которое есть такой же в себе переход. Ведь в период разрешения противоречий (ска­чок) происходит ломка, разрушение одного такого единства и созда­ние другого, нового единства, другой меры. Образование новой меры - это и есть новое количество качеств и новое качество количеств, что дает совершенно новое качество. Сам этот процесс перестройки, превращения происходит так, что количество первого единства коли­чества и качества переходит в качество, а качество - в количество, т.е. происходит как бы перелив.

Известно, что о законе вне отношения количества и качества не может быть и речи, а отношение этих противоположностей - в их вза­имопереливах, превращениях. Такое свое единство качество и количе­ство находит в мере. Здесь количество постоянно отрицает качества, включаемые в меру, и снимает их. (На этом отрицании, собственно, и живет качество, о мере которого идет речь). Выше уже говорилось, что качество, включенное в меру качества, которому предстоит пере­ход, представляет собой то, что накопляется и остается в этом отно­шении (в мере) в снятом в количестве виде, отставившем свою соб­ственную качественность на второй план. Т. е. при всем том, что накапливаются определенные качества, в отношении к тому, в меру чего входят эти качества, такое накопление остается лишь количествен­ным. С достижением узловой точки и затем в процессе скачка, в ходе осуществления перехода количества в качество, подвергается отрица­нию упомянутое количество меры. Но таким образом получается от­рицание отрицания, ибо этим подвергается отрицанию то, что в свою очередь выступило отрицанием (количество отрицало качество, вклю­чаемое в меру). В результате такого второго отрицания происходит как бы повторение в виде некоторого перехода качества в количество, напо­добие того, которое имело место в ходе отрицания количеством, входя­щего в меру качества. Но теперь происходит это на высшем уровне.

Переходы количества в качество и обратно как и "...количество и качество соответствуют здесь друг другу взаимно и обоюдосторон­не" [8, с. 385]. Характерно, что попытки продемонстрировать отдель­но переход качества в количество, который существовал бы в природе наряду и независимо от перехода количества в качество, вызывает значительное затруднение у авторов учебных пособий. Это обычно несколько дежурных примеров, которые кочуют из одного учебника в другой. И это понятно. Трудно показать то, чего по существу нет. Речь может идти о более ярком обнаружении той или иной стороны такого единства противоположностей. Сторона перехода количества в качество, действительно, более наглядно и доступно представлению обнажает себя в данном моменте перехода. Но нельзя на этом осно­вании разрывать эти стороны единого процесса, рассматривать их от­дельно или ставить в чередование.

Причина такого взгляда кроется, в конечном счете, в абсолютиза­ции, разрыве качества и количества. В результате их взаимодействие сводится к внешнему взаимоотношению. Отсюда - поиски различных вариантов переходов, встречающихся в природе. Выход из этого поло­жения - в обращении к категориальному диалектическому рассмотре­нию количества и качества. Только с помощью диалектических ка­тегорий можно уяснить, что в ходе любого превращения скачком происходит переход количества в качество и обратно. Это по сути один переход.

Вся путаница в понимании вопроса о диалектике качественного превращения, скачка возникает оттого, что обращаются прежде всего к формам скачков. Завязнув в формах, уже невозможно подняться до уровня понимания всеобщей категории скачка. Единственная форма скачка, о которой может идти речь в философии, это предельно всеоб­щая форма, не сведенная ни к одной из определенных форм проявле­ния. Только так может быть схвачен и выражен всеобщий диалектичесий "механизм" перехода. В таком же всеобщем виде он не зависит от того, что переходит и во что переходит. Собственно диалектика перехода "безразлична" ко всем определенным веществам, их ка­чествам и количествам. Она отдает все это в распоряжение конкрет­ных наук о конкретных областях действительности. Сколько, какое ко­личество и каких конкретных химических качеств нужно взять, чтобы получилось такое-то химическое соединение как новое качество -этим должна заниматься химия; качествами и количествами других форм движения занимаются другие конкретные науки. Каждая из них имеет дело с определенными единствами определенных количеств определенных качеств и их переходами, измеряет и выражает их свои конкретными средствами измерения и понятиями, принадлежа­щими этой науке; не подменяет конкретные количественные и качественные данные философскими общими понятиями, которые в таком случае будут просто пустотой. Но зато оперировать естествоиспыта­тель должен своим конкретным содержанием соответственно с требо­ваниями всеобщего диалектического закона перехода количества в ка­чество и обратно. Этот, выраженный в предельно всеобщей формуле закон, находится в компетенции философии. Диалектика как философская наука как раз имеет дело с предель­но всеобщим универсальным, выраженным в виде диалектических ка­тегорий принципом взаимоотношения количества и качества, который "срабатывает" неизменно в любом случае, где соотносятся какие бы то ни было количества и качества. Без такой всеобщности он не мог бы претендовать на роль метода. И в природе, и в обществе, и в мышлении логика перехода одна независимо от форм протекания процессов.

Примечания.

1.Это еще не диалектика. Последняя требует рассматривать противоположности то же время и в одном и том же отношении, где другая сторона выступает Другое первой, как самоотрицающая себя первая.

2.Подробнее об этом см. этом см. кн. В.А.Босенко "К вопросу о диалектике взаимоотношения «скачка» и «взрыва» в процессе движения" К., 1961.

3.­Все формы бытия в мире - конечны, временны, преходящи. Конечное – значит движущееся к своему концу. Конкретные формы движения приходят и уходят, смертны, «бессмертна одна смерть» (Маркс). Диалектика в известном смысле и есть учение смертной смерти. Все существующее достойно гибели.

4.Кстати, нуль - исключительно богатое содержанием число.

5.Это и есть то, что называется "скачком", единством бытия и небытия. Напри­мер вода при нуле градусов - превращается в лед, а лед при нуле же - в воду. Про­межуточного, "серединного" состояния не существует.

6.Именно поэтому если естествоиспытатель хочет постигнуть сущность, исследуемой его наукой конкретной формы движения, он должен доводить эту отдельную форму бытия до уровня всеобщей материи и таким образом, доведя до разрешения противоречия отдельное и общее (всеобщее), получить истину.

7."По словам Маркса, материалистическая диалектика, объясняя существующее, объясняет также и его неизбежное уничтожение. И в этом он видит ее достоинство, ее прогрессивное значение" (Плеханов Г.В. Избранные философские произведения, т. 3, с. 188).

8.В плане сказанного об усилении интенсивности движения по мере усложнения форм и положений, об убыстрении развития можно заметить в свете современных данных о зависимости и соотношении времени и движения, что дело, по-видимому, не только в быстроте развития, в ускорении развития для более сложных форм, но, возможно, и в неодинаковости, в неравномерности, относительности протекания времени для раз­личных форм движения.

9.Такую определенность промежутка, действительно, не нужно искать (ни в про­странственном смысле, ни временном), ибо здесь нет и не может быть никакой опреде­ленной конкретной пространственной (а также временной) мерки, которая служила бы критерием. Этот "промежуток" между "тут" и "там" неизмеряем. О нем можно сказать, что он бесконечно мал и бесконечно велик, и время здесь относительно.

В сфере мышления все это понятно. Но вот оказывается, как свидетельствует совре­менное естествознание, и в действительности существует такая противоречивость, ана­логом которой выступает противоречивость в мышлении. И дело, при этом, вовсе не в каком-то абсолютном мгновении, в неподвижности времени, в минимальном времени, в каком-то абсолютно дискретном кванте времени, в остановке времени и т. п. Протя­женность времени, непрерывность-прерывность имеет место и здесь, каким бы кратким оно ни было бы. Точно такое же положение и в наглядно очевидной растя­нутости явлений (событий) во времени. В сущности количественная сторона дела (больше или меньше) не играет решающей роли. И разница только в том, что в одном случае выпячивается и делается наглядной дискретная сторона единства непрерывно-прерывности времени, а в другой - сторона непрерывности. Но во втором случае уже "здравый смысл" возражает против разновременности. И все потому, что для него явля­ется непостижимым единство (тождество) одновременности и разновременности.

Когда мы говорим об одновременности, никакого абсолютного мгновения нет, это всегда какое-то определенное время, которое берется для соизмерения явлений, событий, взаимодействия противоположностей. И безразлично, какой это, собствен­но, сам по себе отрезок времени по своей длительности, который выступает как не­которая мера для такого соизмерения. Он в принципе может быть большим или меньшим, и это в данном случае не играет роли. Мы уже отвлекаемся от этого, ког­да оперируем понятием одновременности. (Важно, очевидно, то, чтобы это время, будучи взятое в одном и том же основании, было одинаковым, одним и тем же и, та­ким образом, могло служить одинаковой меркой при соизмерении явлений, процес­сов, т. е. отрезок времени должен быть одним и тем же при установлении соотноше­ния различных явлений, иначе он потеряет роль общей мерки).

Поэтому-то нас не должно смущать то, что явно отстоящие друг от друга собы­тия можно назвать одновременными, как и наглядно одновременно происходящие -разновременными. А вернее было бы и те и другие считать одновременно-разновре­менными или непрерывно-прерывными.

Все это несколько непривычно звучит. Но иначе невозможно схватить противо-речивую непрерывно-прерывную (в пространстве и времени) природу движения.

Что касается начала и конца явлений, то их единство, независимо от растянутости самого процесса, снимается в одновременности возникновения и исчезновения (и, таким образом, реализуется их одновременность). 10.Сказанное не имеет ничего общего с разговорами о перенесении жизни из одних миров в другие и в этом смысле о "неистребимости" ее. Наоборот, только через по­стоянное исчезновение утверждается неистребимость жизни вообще в материальном мире вообще.

11.Нужно не упускать из виду, что абстрактность в диалектическом понимании выступает как объективная характеристика, т. е. - предметно как реальная абстрак­ция, - односторонность.

12.И потому нельзя сводить к ней все остальные формы движения; на механичес­ки движении не исчерпывается движение вообще, соответственно, нельзя сводить к механике все другие науки.

13.Начальные формы практической деятельности, труда, формирующие человека и его способ мышления (в период превращения животного в человека) основывались на опосредствующей функции законов механической формы движения, лежащей в ос­новании способа производства. Простейшие орудия труда (молоток, топор, мотыга и т. п. орудия производства) действуют на основании законов механики (рычаг и т. п.) и обнажают прежде всего логику дела (и, соответственно, логику мышления) на этом же основании.

14.И это понятно, если не упускать из внимания, что категории это формы чело­веческой деятельности и таким образом ступени выхождения человека из природно­го, естественного в человеческое, общественное. Наконец, - это идеальные вычлене­ния общественных отношений.

Именно такое восхождение по категориальным ступеням, которое осуществля­лось человечеством в филогенезе, воспроизводится и в онтогенезе, каждым ребен­ком, в его становлении человеком (как бы в уплотненной форме). В самом начале перед новорожденным предстает абсолютно все, как абсолютное ничто. Лишь со временем, по мере включения его в практическое дело и отношения взрослых, он в состоянии вырывать из сплошного ничто некоторое нечто и фиксировать на нем внимание (закрепляя в миллионном повторении). Если это сугубо природные, есте­ственные вещи из окружающей природы, то он не получает ничего человеческого и остается в продолжении биологического развития. (От природы человек не получает ничего человеческого, а должен все это сделать сам.) Соответственно, лишь когда ребенок в своей простейшей практической деятельности включает в последнюю вещи, на которых имеет место печать общественного их производства и обществен­ных отношений, и, оперируя с которыми ребенок начинает распредмечивать эти от­ношения и присваивать, делать своими, то тогда он и получает возможность продол­жать свое развитие по человеческому типу. Сконцентрировав внимание на таком, вырванном из всеобщей связи единства мира, некотором нечто, которое он включает в систему деятельности схватывает как то, что оно есть, он получает "качество". Качество это то, что делает вещь тем, что она есть. И неважно, что это будет: игрушка, погремушка, чашка. Продолжая хва­тать, греметь, кусать, стучать, включая такие вещи в ход своей "деятельности" и распредмечивать то, что в них застыло от деятельности взрослых дитя вдруг ломает игрушку, разбивает чашку, которая после этого перестает быть тем, что она есть. Это теперь уже не чашка, а множество осколков, обломков бесформенных. Вот это уже количество, суть которого в том, это - отрицающее себя качество. Именно так и определяется категория количества: "количество это отрицающее себя качество". Причем количество совершенно безразлично к качеству осколков, обломков, состав­ляющих количество. Отсюда - абстрактность всякого количества, односторонность. (Как, соответственно, и наука, предметом которой является количество.)

Причем, попытка вернуть прежнее качество невозможно. Процесс необратим. Нару­шена мера, обусловливавшая данную вещь - мера, это единство качества и количества. А оно то и нарушено. После категории меры напрашивается "безмерное". Затем "сущ­ность - явление" и т.д. Мы прервем продолжение восходящего выстраивания системы категорий, но одно ясно, что такой строй - категориальный, не произвольный процесс, и не искусственно создаваемый, а восходящий, формирующийся на объективном основа­нии по ступеням человеческой общественно-производственной деятельности человече­ства и каждого отдельного, новорожденного человечка, воспроизводящего отношения и логику дела обобществившегося человечества по ходу его становления человеком. Вос­хождение от простого к сложному, восхождение как обобщение, от абстрактного, одно­стороннего к конкретному - единству в многообразии.

15."Локк и эмпирики стоят на точке зрения анализа... "Но немедленно становится ясно, что это есть извращение вещей и что познание, желающее брать вещи так, как они есть, впадает при этом в противоречие с самим собой". Например, химик "martert" ("пытает") кусок мяса и открывает азот, углерод etc. "Но эти абстрактные вещества уже не являются более мясом"" [12, с. 216].

16. Правильное понимание диалектики взаимоотношения эволюционной постепенно­сти и революционного скачка необходимо при решении самых различных проблем в са­мых различных областях действительности. Но, видимо, особую важность оно пред­ставляет для политики. Нигде, пожалуй, этот вопрос не получает такую остроту, как в этой области. Малейшее нарушение правильного (диктуемого логикой саморазвития) соотношения этих сторон и особенно абсолютизация одной из них, ведет к тяжелым по­следствиям. Подлинное единство и взаимосвязь эволюции и революции как диалекти­ческого единства противоположностей достигается в сфере категорий. С их помощью, с помощью теоретического мышления мы раскрываем и узнаем, как в самой действитель­ности, в любом отрезке жизни осуществляется это единство противоположностей скач­ков и постепенностей.

В.И.Ленин в работе "Разногласия в европейском рабочем движении" пишет, что "действительная жизнь... включает в себя эти различные тенденции, подобно тому, как жизнь и развитие в природе включают в себя и медленную эволюцию и быстрые скачки, перерывы постепенности" [13, с. 66].

В этой же статье В.И.Ленин подчеркивает, что нельзя живую жизнь, представ­ляющую собой единство взаимосвязанных тенденций (постепенностей и прерывов) сводить к одной из этих сторон, из которых каждая в отдельности является специ­фической особенностью лишь определенного конкретного периода. Так в разгар социалистической революции, в октябре 1921 г., В.И. Ленин указы­вает на необходимость мер эволюционного характера и рекомендует прибегнуть к "реформистскому" методу действий в коренных вопросах экономического строитель­ства. Он настаивает на том, что такой "эволюционизм", "реформизм" необходим для решения революционных задач социальной революции (в частности, введение нэпа с весны 1921 г.). Это вынужденная мера для доделки задач буржуазно-демократического этапа революции, т. е. отступление, "шаг назад, чтобы разогнаться и прыгнуть" (Ленин).

Такую деятельность в период революции некоторые "революционеры" мелкобуржу­азного пошиба считали "прозаической" и "скучной". Но именно в том и состоит, по сло­вам В.И.Ленина, настоящий интерес эпохи больших скачков, что она складывается из моментов бурной ломки и моментов медленной расчистки от обломков или постепенно­го ухаживания за ростками нового, складывается из моментов, протекающих бурно-ре­волюционно и постепенно-эволюционно, в сложнейшем переплетении того и другого. Но все это вместе взятое в составе революционного процесса в целом. При всей посте­пенности качественный переход всегда есть скачок (говоря словами Энгельса). Все это меры по прекращению, прерыванию истории товарного производства.

В.И.Ленин предупреждает об опасности, которую несет революционеру "преуве­личение революционности, забвение граней и условий уместного и успешного приме­нения революционных приемов" [13а, с.223]. Этим В.И.Ленин предостерегает от аб­солютизации революционной стороны. "Настоящие, революционеры на этом больше всего ломали себе шею..." и могут погубить дело "...если... вздумают, будто "великая, победоносная, мировая" революция обязательно все и всякие задачи при всех обстоя­тельствах, во всех областях действия может и должна решать по-революционному... Неверность этого ясна сама собой на основании чисто теоретических положений, если не сходить с почвы марксизма" (там же). Не меньшая опасность, если революционеры вырождаются в эволюционеров и от­казываются от мировой революции, не понимают, что все допускаемые эволюционные еры направлены на эффективное прерывание, приканчивание эволюции истории частнособственнических отношений. Например, временное введение госкапитализма, который эффективнее ликвидирует мелкого собственника и расчистит почву для социалисти­ческих преобразований.

17. См. 24-ю главу "Капитала".