Цена 1 часа рабочей силы, как правило снижается.

Материал из m-17.info

Введение

Лучшим считается то здание, на которое затрачено меньше цемента. Наиболее совершенна та машина, в которой меньше всего спаек. То же можно сказать и о произведениях ума. Наиболее ценна та работа, в которой меньше всего фраз, предназначенных для связи идей между собой. Собрание афоризмов Гиппократа 34 составлено лучшие всех других книг; вот почему он постоянно имел больше всего почитателей. Мы предложим вам, милостивые государи, наши мысли в их естественной обнаженности У них не будет другой связи, кроме той, которая проистекает из порядка их изложения.

Первая мысль

Существуют два совершенно различных рода идей, настолько различных, что всегда можно определить, происходит ли данная идея из источника А или из источника В, какие бы усилия ни делались, чтобы скрыть ее истинное происхождение1 и придать ей несвойственный ее природе характер. Вещи познаются a priori или a posteriori. В первом случае мы пользуемся идеей для связи между собой наблюдаемых фактов, но тщетны попытки пользоваться ею для точного определения фактов или для открытия новых. Совершенно противоположное наблюдается при познавании a posteriori... Тут оно основывается на точно определенных явлениях и направляет наш ум по пути, который благоприятствует открытию новых фактов. Да, милостивые государи, наши идеи двоякого рода, но они имеют общее происхождение: наши о щ у щ е н и я . Дело в том, что наши ощущения являются результатом не одной и той же причины. Действие внешних предметов на нашу личность и, в частности, на наши чувства порождает одни ощущения, тогда как действие внутренней жизненной силы (являющейся скрытой силой) благодаря влиянию, какое она производит на наши органы и наши чувства, обусловливает обоа- зование других ощущений. Одни исходят от периферии нашего существа и направляются

к центру, другие исходят из центрального пункта и отсюда, распространяются к периферии. Первые по своему существу апосте- риорны, между тем как вторые — априорны. Нетрудно убедиться путем размышления и легко показать на опыте, что свойства обще- го или частного понятия, присущие какой- нибудь идее, никогда не могут исчезнуть. Какой бы частный характер мы ни придавали одним понятиям, он никогда не будет тождествен с первоначальным частным характером других и обобщение первых никогда не уравняется с обобщением, вытекающим из других; отсюда следует, что идея, которая познается a posteriori, должна быть вновь продумана, чтобы получить вполне априорный характер, и наоборот.

Вторая мысль

До сих пор деление научных исследований на априорные и апогтериорные рассматривалось только с точки зрения метафизики. До настоящего времени полагали, что явления всех разрядов могли быть предметом исследования одинаково тем или другим или и тем и другим методом. Мы станем на другую точку зрения; мы рассмотрим это деление с точки зрения физики. Мы покажем, что существует целый класс явлений, которые подлежат исследованию только a posteriori, a другая часть науки представляется нам всегда a priori,

Физика как наука разделяется на две главные отрасли, именно — на физику тел неорганизованных и организованных. Свидетельства наших чувств служат основой изучения физики тел неорганизованных. Но так как свидетельства наших чувств, очевидно, являются лсходной точкой мышления a posteriori, то ясно, что при изучении этой отрасли знания мы следуем апостериорному пути. В физике тел организованных исходным пунктом нашего исследования является действие нашей жизненной силы (рассматриваемой как скрытая сила); по аналогии мы всегда судим о всем и о частностях жизненного явления в других организованных телах. Случается (на что никогда еще не было указано), что, когда переходят от апостериорного рассмотрения к априорному, в действительности переходят от изучения физики1 тел неорганизованных к изучению физики тел организованных, и наоборот. Правильное определение души 35 в физическом смысле есть единственное и притом верное средство провести твердую демаркационную линию между ощущениями априорными и апостериорными. Душа в физическом смысле есть тот материальный пункт, в котором сходятся и от которого расходятся все наши жизненные силы. Апостериорные ощущения являются следствием действия жизненных сил в направлении от периферии нашего существа к точке

их схождения, априорные — являются результатом расходящейся жизненной силы. Если вы, милостивые государи, возьмете на себя труд углубить эту идею, насколько это необходимо, чтобы ее усвоить, то в ваших более искусных, чем наши, руках она явится научным источником величайшей ценности.

Третья мысль

Эта мысль вовсе не необходимый член в составе нашего ряда; она лишь придаток к предыдущей. Предметом этой статьи является применение принципа, установленного в предшествующей; здесь мы приведем доказательства огромной пользы этого принципа, показав, что из него можно вывести удовлетворительное объяснение весьма важных фактов, причина которых до сих пор неизвестна, Д'Аламбер в своем «Предварительном рассуждении об Энциклопедии», Кондорсэ в «Исторической картине прогресса человеческого разума» и все авторы, писавшие о происхождении знаний, признают, что первыми науками, которые подвергались разработке, были астрономия и медицина, но ни один из них не указал на важное значение этого факта, никто не выяснил его причины, нам же теперь легко ее раскрыть. Наши идеи не что инее, как ощущения, переработанные и воспроизводимые произвольно при помощи условных знаков, которыми мы их обозначаем,

Наши знания не что иное, как ряды идей. Итак, если наши знания имеют своим происхождением наши идеи, а наши идеи непосредственно проистекают из наших ощущений, то отсюда ясно, что наши знания и наши идеи должны быть с физической точки зрения разделены на два различных класса, так как мы установили в предшествующей статье, что существует два рода ощущений: одни проистекают из сходящегося, другие из расходящегося действия жизни. Сказанное объясняет, во-первых, тот факт, что наука с самого своего зарождения была подразделена на две весьма различные между собой отрасли, и, во-вторых, что эти две отрасли, которым мы теперь даем название физики тел неорганизованных и физики тел организованных, были при своем возникновении двумя побегами, один из которых назывался астрономией, а другой — медициной. Другой весьма замечательный факт, который является следствием вышеупомянутого и на который никто до сих пор не указывал, тот, что два рода ощущений, следовательно, и две отрасли знания достигали замечательных успехов! в одни и те же эпохи, т. е. никогда не было произведено открытий в области тел неорганизованных без того, чтобы физика тел организованных не достигала тоже значительных успехов. Так, Гарвей был современником Галилея,

Этим мы не хотим сказать, что уровень прогресса наших знаний в обеих отраслях физики был всегда одинаков в выдающиеся эпохи. Наоборот, в одной из следующих статей мы укажем, что от Платона до халифов наука о человеке развивалась с большей быстротой, чем наука о неорганизованных телах, тогда как от арабов VII и VIII вв. и до нашего времени человеческий ум наиболее прогрессировал в области науки о неорганизованных телах. Чтобы скомбинировать и резюмировать две последние мысли, скажем так: дыхательная деятельность жизненного флюида нашей нервной системы (которая есть основная причина ощущений) обнаруживается всегда в виде выдыхания и вдыхания; первое является причиной наших пассивных ощущений, апостериорной деятельности и познании, приобретенных нами в физике тел неорганизованных, а второе, вдыхание,— причина наших активных ощущений, нашего прогресса в области априорных работ и успехов в физике тел организованных. Дыхательная деятельность жизненного флюида, говорим мы, всегда обнаруживалась явным, но не всегда одинаковым образом, так как научные данные, являющиеся результатом сходящегося действия жизненного флюида, были! наиболее заметны в течение одиннадцати первых столетий, тогда как результаты его расходящегося действия были более капитальными в последующие одиннадцать веков.

Равенство, как видим, восстановлено, так как последовала компенсация. Узкие рамки нашего очерка вынуждают нас сжать наше изложение. Если бы мы обращались к людям заурядного образования и посредственного ума, то мы остановились бы дольше на развитии изложенных идей; но, милостивые государи, ваши научные способности, как в смысле дарований, так и в смысле приобретенных познаний, заставляют нас опустить посредствующие мысли и представить вам только конечные выводы ряда; с нашей стороны было бы нескромно долго останавливать ваше внимание на наших работах; ваше предубеждение в этом отношении не может быть благоприятным для нас, потому что наше имя еще не приобрело никакой известности в школе.

Четвертая мысль

В нашей «Второй мысли» мы сказали, что до сих пор деление научных работ на априорные и апостериорные рассматривалось только с метафизической точки зрения. Мы теперь покажем, что и в этом отношении мысль эта еще очень неразвита. Для этого мы должны вернуться в нашем исследовании к эпохе великого Бэкона, потому что он еще и поныне стоит во главе английской и французской философских школ, потому что со времени смерти этого великого человека ни один уче-

ньгй не возвысился до таких обобщений, как он. Бэкон, конечно, оказал большие услуги науке, но все-таки не такие большие, как представляют себе; их еще до сих пор ставят значительно выше их действительной ценности. Бэкон не был таким всеобъемлющим, таким совершенным человеком, каким его считают. Доказательством этому служит то, что вместо разъяснения идей методологии он, как мы покажем, их запутывает. Во Франции все говорят об этом авторе, но очень немногие читали его произведения. Истинный смысл их известен только по тому, что сказано Кондильяком,36 который комментировал идеи о методе. И наше доказательство для того, чтобы быть всеми понято, должно непосредственно касаться принципов, развитых Кондильяком.

Д о к а з а т е л ь с т в о

Это доказательство, касающееся важнейшего метафизического вопроса, будет очень кратким и в то же время наиболее полным из всех, которые когда-либо приводились, и решение будет подсказано само собой, стоит лишь поставить самый вопрос; но эта постановка вопроса требует особенной тщательности! с нашей стороны и внимания с вашей. При помощи предварительных рассуждений мы точно определим тот пункт, который хотим разъяснить.

П р е д в а р и т е л ь н ы « рассужде н и я.

1. Мысль о восхождении от частных

фактов к основному выражается двумя способами: чтобы ее представить в пассивном отношении, употребляют термин a posteriori; термин а н а л и з выражает ту же мысль в активном отношении; термину a priori соответствует в активной форме синтез.

2. Чтобы правильно рассуждать о методе, нужно ясно и точно постигнуть три следующие процесса мышления: процесс, устанавливающий между наиболее частными и наиболее общим суждением в области изучаемого вопроса наибольшее число возможных посредствующих суждений, расположенных по степени общности каждого из них; процесс сведения всех частных суждений к общему и, наконец, процесс, который низводит наиболее общее суждение к наиболее частным; эти два последних процесса взаимно друг друга подтверждают.

3. Кондильяк доказал вполне удовлетворительным образом, что есть только одно средство представить идеи в совершенно ясной форме; оно состоит в выражении их различными терминами вполне определенного значения: если бы наш язык был хорошо развит, было бы нетрудно правильно рассуждать, было бы даже невозможно рассуждать неправильно. Теперь нескольких слов достаточно, чтобы разрешить этот важный вопрос и доказать, что наши современные мысли о методе, кото-

рые были впервые выражены Бэконом и комментированы, уточнены и установлены Кондильяком, находятся в состоянии ужасной путаницы; это настоящий хаос, в котором невозможно разобраться, не создав нового слова. Вы испытаете, милостивые государи, такое чувство, какое всегда важные открытия производят на тех, кому они сообщаются. Вы скажете: да это было так легко открыть, что удивительно, невероятно, что оно не бросалось в глаза всему свету. Позвольте остановиться еще на минуту, чтобы поздравить нас с вами с той переменой, какая произойдет на ваших глазах с наиболее важными метафизическими элементами, из которых может сложиться какая-либо теория.

Р е ш е н и е

Кондильяк употребил термин а н а л и з, чтобы обозначить общий процесс, состоящий в установлении посредствующих суждений и имеющий целью, поскольку возможно, увеличить их число, т. е. рассмотреть обсуждаемый вопрос с наибольшего числа сторон, со всех его сторон. Тем же термином а н а л и з он пользовался, чтобы обозначить один из двух вторичных процессов, именно тот, который имеет целью возводить частные факты, идеи или суждения к общим фактам, идеям или суждениям; термин же с и н т ез исключительно употреблен для обозначения

другого вторичного процесса, при котором нисходят от общей идеи к частным. Разве не очевидно, милостивые государи, что:

1. Кондильяк сделал из понятия о методе настоящую путаницу, придав термину анализ два совершенно различных значения, безусловно требующих совершенно различных определений при помощи совершенно различных и четких терминов.

2. Кондильяк и, следовательно, Бэкон (истинный изобретатель этого ложного метода) придали значительно более важную роль методу апостериорному, чем априорному, потому что, определяя его, так же как и общий процесс, словом а н а л и з , они соединили, взяли в общие скобки эти два процесса; это не могло произойти иначе, как в ущерб значению с и н т е з а , который они должны были уравнять в правах с анализом, т. е. признать его важность и пользу наравне с вторичным процессам а н а л и з а , который представляет собой его дополнение (pendant).

3. Наконец, единственный способ выяснить понятие о методе — это обозначить главный процесс одним термином, а каждый из вторичных — другим. Признайте, милостивые государи, справедливым, если мы, пользуясь полученным нами правом выбора слова, после того как мы показали всю пользу его создания, общий процесс, который должен служить основанием для всякой теории, назовем декартов-

с к и м. Я уверен, что вы одобрите тот патриотический порыв, который побуждает нас стряхнуть с себя с этого момента английское научное ярмо, слишком долго тяготевшее над нашими головами.

Пятая мысль

Выше мы наглядно показали ошибку, допущенную Бэконом,— здесь мы вскроем ее причину. Люди, даже наиболее сильные, являются продуктом обстоятельств; значит, правильное изложение обстоятельств, в которых находился Бэкон, ознакомит нас с тем влиянием, которое они оказали на его философию. Христианская религия, цивилизовавшая северные народы, обуздала разврат, в который была погружена Италия, способствовала распашке европейской территории, осушке покрывавших ее болот, оздоровлению ее климата, постройке дорог и мостов, открытию больниц, распространила среди народа важную науку чтения и письма, всюду ввела регистрацию гражданских актов, приступила к собиранию исторических материалов, ослабила и почти уничтожила рабство, наконец, организовала наиболее многочисленное политическое общество, какое когда-либо существовало,— христианская религия, говорим мы, оказав все эти важные услуги, была учреждением, которое выполнило свой долг и принесло всю присущую ему пользу. Но христианская религия устарела, и это учреждение в отношении за-

конов, которые оно дало обществу, как и в отношении судей, которым оно его подчинило, в отношении морали, им преподаваемой, так и в отношении проповедников, которых оно побуждало к деятельности, стало в тягость обществу. Религия не была, да и не могла быть в представлении такого ума, как Бэкон, не чем иным, как общей научной теорией, а теория служит только для установления связей между фактами. Прошло уже 1500 лет после того, как эта теория была построена; не удивительно, что она оказалась непригодной для того, чтобы расположить в наилучшем порядке знания, которыми человеческий ум овладел в течение прошедших 1500 лет; она не была в состоянии связывать между собой факты, открытые уже после ее установления. Арабы переработали науку в ее существенных частях, так как они одновременно основали новую астрономическую школу и новую медицинскую доктрину. Много открытий было уже сделано в том новом направлении, которое они дали науке, но оставалось собрать еще значительное количество материалов, необходимых для того, чтобы приступить к построению нового научного здания. Бэко» живо чувствовал потребность человеческого ума продолжать свои изыскания; вот почему он стремился подорвать значение старой теории, которая достигла огромной силы, присвоив себе религиозный характер, и с другой стороны он указывал множество способов направить

умственные силы к новым открытиям во всех областях науки. Таким образом, Бэкон, сделав лучшее, что он только мог сделать, сказав все, что он только мог сказать, написав все лучшее, что он мог только написать в ту эпоху, когда он жил, подорвал, насколько это было в его силах, значение философии a priori и содействовал всеми своими силами развитию философии a posteriori. Думаете ли вы, милостивые государи, что Бэкон говорил бы тем же языком, если бы он вышел сегодня из могилы? Представьте себе, что этот великий человек ожил и присутствует на заседании Института Франции; каково было бы его изумление, если бы он увидел, что философии не посвящена ни одна из секций первого отделения, что ей вообще не посвящено ни одно из отделений этой всеобъемлющей ученой корпорации; таким образом, если бы Бэкон, который служит ученому обществу проводником во всех его повседневных работах, хотел войти в него, то ни под каким предлогом он не ΙΜΟΓ бы вступить в, первое отделение, второе приняло бы его только как человека выдающегося ума, а третье — лишь как человека образованного. Представьте себе, что этот философ, выйдя из Института Франции, направился в университет: каково было бы его изумление, если бы он увидел, что эта ученая корпорация, имеющая своей задачей п р е п о д а в а н и е , не находится ни в какой органической связи с уче-

ной корпорацией, цель которой — с о в е р ш е н с т в о в а н и е науки. Представьте себе, что, выйдя из университета, он обходит все политические кабинеты Европы; каково было бы его удивление, когда он увидел бы, что всюду люди ясно созиают себя В| самом неприятном, тягостном положении, что всюду прибегают к ничтожным средствам, чтобы излечить великое зло. С каким изумлением он увидел бы, что здесь совершенно не чувствуется необходимости восстановления политического учреждения, общего всем европейским народам, чтобы их объединить в политическом отношении и обуздать национальное честолюбие каждого из них. Мы случайно зашли так далеко, что остается сделать только один шаг, чтобы стать на общую точку зрения. Было бы малодушием с нашей стороны, если бы мы теперь возвратились к предмету наших мыслей и, будучи так близко от вершины знаний, не взошли бы на нее. Милостивые государи, внимание! Мы чувствуем наитие вдохновения, Бэкон говорит нашими устами... И вот что Бэкон говорит прежде всего Институту Франции: «Господа, вас 160 человек. Все вы люди заслуженные, все выдающиеся как в отношении таланта, так и в отношении учености; у вас происходят регулярные заседания, вы разделены на отделения и секции, посвященные различным отраслям науки; у вас есть председатели, секретари, и, однако, вы не состав-

ляете научной корпорации; вы только собравшиеся вместе ученые, и в ваших работах нет ничего цельного; они представляют собой лишь ряды переплетающихся мыслей, потому что ваши мысли не связаны между собой единой общей концепцией, потому что ваше общество не организовано систематически. Недостатками вашей организации объясняется то, что вы даете только частичные и, следовательно, посредственные и неудовлетворительные ответы на великий вопрос, с которым обратился к вам император: как и е с р е д с т в а надо у п о т р е б и т ь, ч т о б ы у с к о р и т ь п р о г р е с с з н а н и й? Хотите ли вы, господа, организоваться? Ничего нет легче: выберите одну идею, к которой можно было бы отнести все остальные и из которой можно было бы вывести зее принципы в качестве ее следствий. Тогда у вас будет философия; эта философия, несомненно, будет основана на идее всем и р н о г о т я г о т е н и я , и все ваши работы с этого момента примут систематический характер. Что же касается способа организации вашей корпорации, то он также очень прост — он тот же самый. Посвятите одно из ваших отделений философии; поручите членам, которых вы примете в это отделение, в ы в о д и т ь или с в я з ы в а т ь вое д и н о , смотря по тому, будут ли они мыслить a priori или a posteriori, все известные явления, и с х о д я из и д е и в с е м и р н о го т я г о т е н и я или приходя к ней: тогда вы

будете организованы систематически как в активном, так и в п а с с и в н о м смысле, т. е. и в отношении и д е й и в отношении к о р п о р а ц и и , и ваша сила и в том и в другом отношении сделается неизмеримой». Затем, обращаясь к у н и в е р с и т е т у, Бэкон говорит: «Ваша корпорация имеет межеумочный характер; она неизбежно будет существовать лишь очень короткое время, если вы не примете тотчас же мер для ее укрепления. Единственные меры, которыми можно достигнуть этой цели, следующие: 1. Приблизиться насколько возможно к Институту Франции, слиться с мим вполне и настолько прочно, чтобы образовать вместе с ним единую великую ученую французскую корпорацию. Тогда эта корпорация будет состоять из двух частей с совершенно различными функциями, именно: из института для с о в е р ш е н с т в о в а н и я науки и из вас — для ее п р е п о д а в а н и я. 2. Никогда не упускать из виду, что при преподавании всегда надо отдавать предпочтение мышлению a priori перед мышлением a posteriori. 3. Заняться возможно скорее организацией во вверенном вам народном образовании курса философии, основанной на идее тяготения и имеющей своей задачей выводить из этого принципа непосредственно объяснение всякого рода явлений».

Наконец, Бэкон обращается к кабинету Тюильрийского дворца, к императору со следующими словами: «Ваше величество! Ваши армии прошли через весь континент от Кадикса до Москвы, от Гамбурга до оконечностей Италии, ваша военная слава достигла, таким образом, своего апогея, и усилия, которые вы предприняли бы, чтобы ее еще увеличить, повели бы лишь к ее умалению. Ваши молодые императорские годы были самыми блестящими в истории. Вы достигли зрелого возраста, и теперь ваше царствование должно принять спокойный и прочный характер, какой подобает этому периоду жизни. Ваше величество! Вы взяли себе образцом Карла Великого; в военном отношении вы его значительно превзошли, но Карл Великий был не только воином, но отличался также и в политике; он величайший из политиков, каких дала Европа; может ли ваша великая душа примириться с мыслью — стоять ниже его в этом отношении? Карл Великий был истинным организатором европейского общества; он систематически объединял народы, которые его составляют, при помощи политической связи, остававшейся нерушимой и превосходно исполнявшей свое назначение с VIII по XV в., но с XV в. и до сего времени постепенно распадавшейся и ныне совершенно уничтоженной вашим величеством, лишившим папу суверенитета над Римом.

Карл Великий понимал, что многочисленное население целой части света с прилегающими островами, составленное из многих наций, резко отличающихся своими нравами и совершенно различным языком, отделенных одна от другой естественными преградами, обитающих в различных климатах и питающихся неодинаковой пищей, не может быть подчинено одному правительству. Он также понимал, что эти различные народы, занимающие смежные территории, неизбежно будут постоянно воевать между собой, если их не связать общими идеями и если особая корпорация, составленная из наиболее ученых людей, не будет заботиться о применении общих принципов к предметам, которые имеют для них общий интерес, и не образует международного трибунала. Он понимал, что религия есть моральный кодекс, общий для всех европейских народов, и что административный орган, составленный из служителей этой религии, должен также иметь характер общего учреждения. Наконец, он понимал, что нужно дать религии и главам духовенства независимость, а следовательно, освободить их от непосредственного подчинения какому бы то ни было национальному правительству. Таковы были мотивы, побудившие его предоставить папе верховную власть над Римом и его территорией. Ваше величество! То, что мне остается еще вам сказать, я разделю на три части.

В первой я сделаю беглый обзор того, что произошло со времени Карла Великого до XV столетия. Во второй части я вам покажу, с одной стороны, каким образом политическая связь, с помощью которой Карл Великий объединил европейские· народы, постепенно разрушалась под влиянием прогресса просвещения, и, с другой стороны, каким образом науки дали средства преобразовать европейское общество и улучшить его политическую систему. В третьей части я откровенно изложу вашему величеству способ, каким вы можете направить всемогущество вашего ума и вашу огромную политическую власть на счастье Европы, во славу французской нации и на ваше личное удовлетворение; потомству нужны будут эти единовременные труды, чтобы признать ваше превосходство над Карлом Великим, которого вы взяли себе образцом».